Сербия. Начало 1920-х годов
Вот, наконец, Сербия, то есть Югославия. Простояли в порту Котарро целый день. Говорят, что сгружать будут здесь и по группам. В два часа дня сообщили, что наша группа разгрузится завтра (ведь 5000 людей на пароходе!), чтобы сложили свои вещи так, чтобы их можно было дезинфицировать.
На другой день свезли нас шлюпками на берег и всю нашу группу повели купаться и дезинфицировать наши вещи. Раздевшись, завязали вещи в узелки. Я лично запихал всё в две рубашки и связал рукавами, причём туго завязывать не разрешалось, за этим смотрели. Бумаги-документы брали с собой. И голыми повели нас через коридор в бани, пошла тёпленькая вода дождём. Не успели смыть мыла, как вода похолодела и рванула холодными брызгами дождя. Но вот открылась другая дверь, куда нас попросили пройти. Это было вроде длинного коридора. Пока мы шли по нему гуськом, нас обрызгивали карболовым паром со всех сторон. Глаза заволокло; иду вслепую, пробираясь руками по стенам. Наконец, светлая комната. Протёрли глаза, все смеёмся от такой бани-дезинфекции. Воздух насыщен запахом карболки. Потихоньку руками обтираем текущую по телу воду, садимся на скамейки и ждём наши вещи из дезинфекции.
Стали передавать из открывшегося окошечка наши продезинфицированные вещи; ошибиться невозможно, так как это вещи только нашей группы. О ужас! После дезинфекции все кожаные вещи сгорели, как-то: сапоги, папаха, пояс и небольшая сумка. Нас тут же успокоили и выдали в замену английские ботинки с обмотками, полотняный пояс и английскую фуражку.
Погрузили нас снова на катер и свезли на другую сторону Котарро в крепость Франца Иосифа, где нас расположили группами по подвалам крепости у сложенных штабелями снарядов морской крепостной артиллерии. По группам же раздали военные оцинкованные котелки и одеяла, а мне – английскую шинель, не знаю почему. А на другой день и мне дали одеяло; в первый раз при раздаче не хватило, так что у меня оказалось шинелью больше, что неплохо.
На другой день выяснилось: несмотря на дезинфекцию, кое-кто сохранил вшей. Будем сидеть в этой крепости 40 дней карантина. Получаем пищу – горячую из котла – два раза в день. Люди начинают снова чесаться, а в особенности один морской полковник с женой, лежащие в углу. А плюс к этому лежим мы все на бетонном полу, на одеяле: одним крылом одеяла прикрываемся, а на другом спим. А тут ещё несёт металлическим холодом от лежащих снарядов. Прибавьте к тому, что мы в подвале, на втором этаже под землёю. Несмотря на сдружившуюся группу людей, весёлое общее настроение, электрический свет, изливающийся на металлически-стальные снаряды, сырость и холод бетонному воздуху придаёт ещё и сквозняк - холодный, пронизывающий крепость со всех подземных строек.
От нечего делать я хожу, смотрю, лазаю по всем окрестностям крепости. Был январь 1921 года, а между зарослями и хаотически наложенными камнями я нашёл землянику, а там и дерево, покрытое зрелыми апельсинами. Всё это брошено бывшей Австро-Венгрией, как и сама крепость. Нашёл заброшенный хорошенький трёхкомнатный домик. В одной самой маленькой комнатке стёкла в окне были целые, как и военная металлическая кровать. Сразу же, вернувшись в крепость, я попросил разрешения перебраться на новое место жительства. Мне разрешили. Никому я об этом ничего не говорил, пока устраивал себе кровать. Я подмёл полы, перетащил мои немногие пожитки, снял бельё и всё то, что нуждалось в стирке, привязал всё это к проволоке электрического провода, который нашёл отодранным и болтавшимся на многочисленных брошенных зданиях крепости, и, как к грузу, привязал к камню и бросил в море с надеждой на то, что оно за 2-3 дня своими прибоями постирает моё грязное бельё и вещи. Конечно, другой конец проволоки крепко прикрепил у берега. В брошенных зданиях, нашёл бутылки - одну целую, а другую наполовину разбитую. Это было очень кстати, так как в домике, в котором я поселился, водопровода не было, хотя в крепости как водопровод, так и цистерна имелись. В общем, обзавёлся хозяйством.
Домик находился в шагах 700-800 от крепости в том же районе. Приятно было завалиться на кровать с хрустящей травой под одеялом вместо матраца. Но одному жить скучно. Тогда я рассказал - и в большом секрете – станичному украинцу-корнету, он, в свою очередь, одной даме с четырьмя детьми - выходцам из сербов по фамилии Мандич. Эта дама была с двумя дочерьми: одной 15, а другой 10. Плюс два сына: одному 16, а другому 11 лет. Мужа-инженера она потеряла в новороссийской эвакуации. Они сразу же переселились к нам. И ещё три пристава, люди в годах, лет под 60, положительные. Конечно, подговаривались под мою кровать. Да я и сам понимал, что кровать полагается даме раньше всех, но, будучи на правах как бы хозяина этого домика (ведь я же первый его нашёл, поселился и их пригласил), я им при разговоре дал понять, что кровать останется за мной.
Окна кое-как кусочками стёкол застеклили, а из обрезков и найденных планок сделали всем что-то похожее на кровати. Потом приставы нашли ещё два точно таких же домика, но никто не хотел переходить туда. А самое главное, что теперь мы по очереди ходили за едой для всех на кухню. А железная печка военная очень пригодилась m-me Мандич. На печке мы другой раз дожаривали полученную непроваренную колбасу или готовили чай на корке жареного хлеба, пока не получили подъёмные деньги и не заказали в городе необходимого.
Морская вода великолепно вымыла мне бельё. Когда мои соседи увидели, то и они обратились к прачечной моря; ну и смеялись же все от моей сметливости! И так мы жили спокойно, каждый у себя в своей комнате, без приключений. Или при лампе, которую купили вскладчину, сидели на камушках у дверей и все пели негромко, чтобы не привлечь других незваных жильцов.