Развлечения в Крыму. 1920 г
По окончании служебного дня идёшь купаться на Чёрное море, благо что близко: прошёл две улицы от своей квартиры – и вот оно. А от Санитарного управления – ещё ближе: одна улица. Вода эта настолько приятна, что не вылезал бы: плаваешь-плаваешь и не наплаваешься в этой густой тёплой волне. Ночью купаясь, бьёшь рукой воду, и она вся светится. А вылезая из воды, сам видишь, как по тебе скользят светящиеся линии. В сентябре холодает, однако купаться можно, но вся беда в том, что в это время появляются небольшие чёрные мушки и вдруг по неизвестной причине так ужалят тебя, что вскакиваешь пулей и летишь пулей – такая жгучая боль тебя гонит - и сам не знаешь куда. И вот смешно мне было видеть, как вдруг какой-либо купальщик, лежащий на горячем песке на пляже, вдруг вскакивает и летит голый опрометью куда глаза глядят, и смешно мне было до тех пор, пока сам не перенёс такой укус этой чёрной мушки. Боль жгучая, нестерпимая и в то же время мимолётная. Евпаторийцы хорошо её знают.
Вечером молодёжь собиралась, как и всегда молодые новоиспечённые офицеры, военные чиновники и служащие, то есть студенты. И чтобы не вводить при первом знакомстве чинопочитания, сходились у дома кого-то или просто на углу улицы, по казачьему обычаю в станицах, в рубашках цвета такого, какой имел, с босыми ногами. И вот так собравшись, все вспоминали про свой Тихий Дон, станицы, приятное время, проведённые бои. И такая тебя тоска возьмёт по родному казачьему Дону, что сердце сожмётся внутри твоего тела. Потом пели песни. Другие песни, в особенности, Хопёрского округа, я не знал, но быстро научился. А часов в 9-10 вечера расходились по домам.
В столовой, куда мы ходили два раза в день, тоже были приятные и неожиданные встречи знакомых, но обыкновенно мимолётные: приезжающий - он же и уезжающий, как всегда, на фронт. И нет ничего удивительного: 7/10 Врангелевской армии - донские казаки.
Были и другие развлечения, скажем, просто гуляние по городу. Наше управление получило несколько контрамарок на бесплатный вход на офицерские балы в Евпатории. Контрамарки лежали на столе, брал их кто хотел, взял и я, но видел, что они ещё лежали на столе и после бала; видимо, не до балов было военнослужащим.
Пошли мы вдвоём туда, то есть в старую Евпаторию. А жили в новой Евпатории, где улицам не давались разные названия, а по-американски звали: 1-я, 2-я и так далее - Продольная и, в таком же порядке, 1-я, 2-я и так далее - Поперечная; всё это выглядело полудачным-полугородским. Начался бал часов в 10 вечера. Народу – не протолкнёшься. Все мужи зрелые. С лысинами, масса во фраках. Такого засилья фраков я ещё никогда ни на каком балу не видел, но не удивляюсь, ведь Евпатория – коммерческий город, где много караимов19 - еврейского происхождения не еврейской веры, то есть не уважающих талмуда. Бал идёт горой, все эти тузы во фраках дуют шампанское, а ну лопнут – они и без этого надуты: придави – и лопнет он, как насосавшийся клоп. Военных седовласых генералов и полковников тоже немало, все за столиками с разодетыми дамами сидят, важничают. Буфет-закусочная ломится от яств - и не дорогих; давка здесь большая. Два военных оркестра по очереди играют, пары танцуют польку, краковяк, мазурку и так далее. Папиросный дым стоит коромыслом и, как полагается, никакого конфуза – это для школьного возраста.
Но вот управляющий балом, молодой полковник с грудью, увешанной крестами и медалями, лихой марковец, забравшись на стул, сказал, что «состязание» на лучшего казачка сейчас начнётся. Между прочим, донских казаков-то было раз-два и обчёлся. Грянула первая наурская. Кубанцы, терцы, черкесы и все другие в кубанках-черкесках поплыли по залу, косясь, как чёрные коршуны, блестя серебряными погонами и размахивая широкими рукавами, как крыльями птица, носясь на носках, с осиными талиями, с вылощенными, выхоленными физиономиями.
Нет! Не нравится мне всё это. Что-то во всём этом просачивается женское. Тут вот тебе эта юбка черкески, танцы на носках, затянутая по-девичьи талия. Нет! Это не в моём вкусе. На все такие танцы я насмотрелся во время революции и навиделся раньше, но для меня казачок, гопак, трепак и камаринская – незаменимые русские удалые, ухарские танцы вольницы, выражение силы мужчины и его мужественной красоты.
Вот кончились состязания наурской лезгинки. Самые лучшие танцоры и выносливые остались на середине зала. Грянула овационная музыка. Рукоплескания участникам-победителям танцев. Первому танцору в знак отличия прицепили за пуговку погона правого плеча маленький погончик из золота на серебряной цепочке. Второму – тоже такой же погончик, но только из серебра. И всё. Наградили всего двоих, конечно, мало, так как их было танцующих на состязании человек тридцать, осталось пять, двое из них получили приз погончиками, а остальные три - из милых рук красивых девушек по бокалу шампанского под грохот барабанов и громовую музыку военного оркестра. Болтались на плече эти миниатюрные погончики, эффектно придавали военной форме что-то военно-красивое, какое-то военно-благородное удальство. Я с нескрываемым удовольствием смотрел на эти блестевшие погончики в миниатюре и любовался ими.
Теперь будет казачок. Ходим с моим станичником и говорим об этом. Он не из танцующих. Но вот снова поднимается на стул тот же самый полковник и просит всех желающих на приз казачка с вступительной музыкой оркестра начать состязания. Одновременно нас было тоже не меньше сорока человек. Хочу сказать, что я сразу пошёл на это состязание. Какие только здесь не делали ногами выкрутасы! Несмотря на то, что я танцевал, это мне не мешало видеть ловкость других выкрутасов и отбивание ногами «казачка». Но как-то сразу площадка танцующих стала пустеть. Всё тот же полковник вскочил на стул (я как раз танцевал лицом в его сторону - а танцевали казачка с вольными выкрутасами и во все стороны) и, взмахнув рукой, прокричал: «На присядки!» Думаю, что в этот момент нас было человек 10-12. Все закрутились в вихре. У меня перед глазами мелькали то спины, то ноги, то донские в лампасах шаровары. В момент, когда я носился на присядках, чувствую, что сзади кто-то мне поддал ногою. Сразу, танцуя, повернулся всем телом и вижу бравого, весело смеющегося есаула. Ах, думаю, погоди: раз ты так, я тебе - тем же! И за несколько секунд я оказался сзади него и только чуть толкнул носком его по заду, несясь на присядке с ним вдвоём, как он потерял равновесие и должен был опереться рукой о пол, чтобы не упасть, но этим он вывел себя из числа состязающихся. Выровнявшись из присядки и уходя с танцевальной площадки, он, всё так же весело улыбаясь, сказал мне: «Молодой, а из ранних». Я же продолжал носиться на присядках. Во рту пересохло, тупая усталость начинала сковывать моё тело. Весь в поту, в полном изнеможении, думаю: «Вот не кончу и уйду». Как раз в этот самый момент казачок остановили. Получил я второй приз, то есть серебряный погончик, был очень рад и горд, овации забились в уши мне, как и туш духового оркестра. Кругом улыбающиеся лица, рукопожатия полковника и поздравления всех, конечно, не знающих меня, людей.
Полковник просит меня к столику, где жена генерала - командующего гарнизоном Евпатории - желала бы видеть этого молодого великолепно танцующего казачка донского чиновника. Ничего не сделаешь, нужно идти, а пить, пить убийственно хочется, но никто об этом не думает, и в голове этого у них нет. А мне – хоть умирай: так жажда немилосердно мучит. Подхожу, вытянулся по-военному. Полустарушка генеральша вся расплывается в улыбке. Генерал с любезной улыбкой и все с ними сидящие мужи и дамы меня поздравляют, жмут руку. Я шаркаю сапогами по паркету, стучу каблуком, представляясь, и не спускаю глаз со всего того, что напоминает воду, ну, скажем, пиво, вино, шампанское и так далее. Тут представляющий меня полковник, руководитель бала, или заметил мой блуждающий взгляд по столу с напитками, или его заставил жест поздравления подать мне бокал шампанского, который я с жадностью выпил. Извинился, что я так выпил, что после лихого танца мне ужасно пить хочется. Тогда все бросились с бокалами шампанского, о чём я сразу же горько пожалел, зная, чем всё это кончается. Но ничего не сделаешь, принял ещё один бокал, который распивал уже сидя, удовлетворяя их любопытство, по какому ведомству служу и так далее, и, извинившись, пошёл в буфет, где вдоволь напился сельтерской воды. Еле отошёл.
Где я этот миниатюрный погончик потерял, и сам не знаю, а помню, что по бокам его были вырезаны каёмочки, а посредине что-то вроде стрелки. Да! Где ты, молодость золотая! Хотя и в дыму революции прошедшая, а всё же молодость…
Вечеринки, на которых я бывал в Крыму, случались редко: во-первых, чтобы о них узнать, кто-то из молодёжи деревни должен был сказать, где, то есть в каком доме, она будет. А во-вторых, ввиду военного революционного положения, такого сорта собрания молодёжи воспрещались, а если и были встречи, то спорадические - то там, то здесь, быстро собиравшиеся и расходящиеся по первому приказу блюстителя порядка, то есть урядника, или полицейского, или проходящего патруля.
В комнате одного домика собирались девчата и парубки. Толкались у входа в комнату, щипались, девчата смеялись, визжали, тузили тебя безобидно кулачками и поскорее пробивались, удирали в комнату, где садились в одном углу или вдоль стенки на лавку, а когда набиралось много – то и на колена подружкам. Лузгали семечки, и всё это при лампе-молнии, пели песни, моргали противоположно стоящим парубкам-ребятам у стены, которые так же, как и девчата, сидели и стояли тесной группой, курили – ужас как, стремясь показать этим своё лихачество.
В начале вечеринки пели только одни девчата, а под конец все вместе хором - и девчата, и ребята. А если была гармошка (что редко), то тогда бал идёт коромыслом. Какой-нибудь паренёк выбивает сапогами на земляном полу разные крендели, а если отбивает гопака, то какая-нибудь дивчина, чудесно носясь перед ним, длинным подолом юбки подгоняет пыль в парубков. Иной раз я тоже шёл танцевать, чтобы помериться ловкостью с хлопцами, и как всегда выходил из круга с поединка провожавшим меня завистливым взглядом побеждённого, а когда – и злым.
Один раз видел танцующего моряка. Какие он только крендели не выписывал ногами: лазил тараканом, прыгал петухом, стоя на голове, дрыгая вверху ногами, акробатически переворачивался на руках и под конец такого трепака дал! – казалось, невероятно, что так можно танцевать. Да! Нет на свете лучше русского танца, в чём я убедился, странствуя и удивляя иностранщину нашим русским плясом.0
