В Екатеринодаре меня прикомандировали снова фельдшером в военно-санитарный поезд, который ходил между Екатеринодаром и Новороссийском. Брат жил со мной. И вот в одно прекрасное время вспыхнул пожар в каким-то образом прицепленном вагоне в середине нашего поезда. Это по тем временам непонятно и недопустимо: в вагоне товарном оказалось четыре скаковых лошади. Безобразие! Когда люди гибнут от недостатка вагонов, когда идёт полное отступление, ловкачи-купцы устраивают свои делишки, спасают рысаков вместо жизни неизвестных военных белой армии.
Генерал-доктор и я (под его командованием) приказали одному казаку-санитару играть на гармонике, а сами с кочегаром открутили и отцепили этот горящий вагон с четырьмя рысаками, где трещали горевшие патроны. Освободивши его от состава с двух сторон, отцепили паровоз, так как раненые казаки, солдаты и офицеры грозили револьверами перебить нас за такое попустительство.
Прибывши в Екатеринодар и погрузивши комендантский взвод с офицером, вернулись снова к составу, где вагон с лошадьми полностью сгорел. Виноват в этом был конный, который заснул и папироской поджёг сено. При виде комендантского взвода возбуждение сразу утихло, иначе расправа была бы жестокая: расстрел за малейшее возражение в подобных случаях.
Будь я на месте раненых или больных, я точно так же возмущался бы, как и они, и есть за что: заказывая человек на 200 раненых и больных военных на станции обед из супа с мясом или просто чай, приезжаешь, идёшь на станцию – и вместо заказанного какой-нибудь полковник или капитан тебе учтиво предлагает принять корзиночку, где тебе и окорочок, и икра, и коровье масло, и разного сорта консервы. А когда согласишься, - и небольшой пакетик с суммой.
Вначале ловкачи, пользуясь моей молодостью, отделывались от меня «разводом рук», неимением вовремя приготовленных продуктов и тому подобное. Всё это я рассказывал генералу-доктору, начальнику военно-санитарного поезда. Генерал мне хорошо объяснил и приказал быть бессердечным с такими лицами. Но что может сделать старший фельдшер в подобных случаях, когда у генерала - и шампанское, и весёлое общество, в числе которого были и ответственные лица, уже описанные полковники и капитаны? Несмотря на молодое и честное желание быть таким как надо, ничего не выходило, а изголодавшиеся и изнемогшие от жажды военные выли и в своей злобе в один прекрасный день чуть не убили меня. Один капитан, очень слабый, выстрелил в меня; пуля прошла далеко влево, но это ничего не значило: следующая такая пуля могла быть для меня последней, о чём я рапортом доложил генералу-доктору. Всё дело, конечно, кануло, как «камень в воду». Медицинский состав занимался хорошо ранеными и больными, но, конечно, кто были ответственными за их кормление, показывали на меня.
Теперь опишу, как кормили больных и раненых в военно-санитарных поездах. Если комендант станции вовремя приготовил суп или чай, то суп всегда был хороший, полугустой, с мясом, очень вкусный; чай – всегда сладкий, а не полусладкий; хлеба давали по полбулки на каждого воина. Как суп, так и чай носили в больших чанах и разливали в котелки раненым и больным. У кого же не было котелков, то на обратном пути наливали в опорожнившиеся: которые уже поели, одалживали котелки тем, у кого по каким-либо причинам их не было. Ели все сытно.
В чистом санитарном отделении перевязочные больные и раненые имели хороший уход. Во время стоянок на станции (обыкновенно стояли по 2-3 часа) кому нужно делались перевязки. Умерших, главным образом, было большое число из выздоравливавших, измождённых, исхудавших тифозных больных: их нужно было не напичкать супом или чаем, а последовательно понемногу кормить. Моего брата спасло от смерти то, что он жил и ел со мной.
Спали мы рядом на нарах вагона-теплушки с другими докторами, фельдшерами и сёстрами, а вагон 2-го класса был предназначен для дезинфекции материала и склада лекарств. Моя обязанность заключалась в том, чтобы знать число забранных на конечной станции раненых и больных воинов, рассаживать их не больше 20-ти по каждому вагону, заботиться об их кормлении, звонить, предупреждать впереди находящиеся станции о нашем прибытии и о заготовлении чая или супа для прибывающих воинов. Служба была очень кропотливая, а тем более во время отступления, многократного окружения, со стычками с недовольными как больничным персоналом (пленными красными санитарами), так и больными. А больные этой войны – раненые, раздражённые, недовольные, оставленные в иных случаях на произвол судьбы и во многих случаях столкнувшиеся с бессердечным грабежом наших военачальников. Как ни прискорбно писать, но это был просто срам: приходилось мне бегать по станциям, просить, уговаривать, грозить, а они, в свою очередь, запугивали меня – но нет, не на того нарвались!
Свободное копирование
