Мама

Обрела покой моя мама. Наша мама. Наша бабушка и прабабушка. Ушла, прожив полных 79 лет. Ты, мама, часто говорила, что живёшь значительно дольше, чем многие из твоей семьи, немного радуясь и удивляясь этому.

Жизнь. Жизнь настолько нелепа, что заканчивается неизбежным уходом, и сталкиваясь с этой неизбежностью, уже меньше удивляешься тем нелепостям и несуразностям, которые выстраиваются при жизни. Как хочется, чтобы их не было, но видно в том и состоит наша жизнь, что не всё в ней проживается так, как хотелось, мечталось и задумывалось каждым из нас.

Я знаю тебя, мама, с самого моего дня рождения. Казалось, что знаю. С годами, моими уже далеко не детскими годами ощутил, что мало я знаю о тебе, особенно о твоей жизни до меня. Стоя на пороге своей личной старости, проворачиваясь в мясорубке личных событий, невольно стал сравнивать себя и тебя, себя и папу в такие же годы жизни. Кое-что стал понимать, кое о чём стал догадываться. Казалось бы, зачем гадать, можно просто спросить, но есть в жизни такие моменты, о которых ни один взрослый никогда полностью не рассказывает своему ребёнку. Другим может рассказать, поделиться, а ребёнку - только вот так, как ты рассказывала о своей жизни мне. О той жизни, что была до меня и той, которая была вначале моего детства. Тогда я просто что-то запомнил, а в эти годы пытался вспомнить и понять, что же оказалось недосказанным. Мне это очень важно, потому что я тоже отец, дед и дядя. И есть то неощутимое, что из прошлой моей жизни влияет на судьбу родных. Так же, как прошлое твоё и папы неизбежно повлияло на мою судьбу.

В пятнадцать лет ты уже работала с деньгами. В восемнадцать ты уехала работать в Польшу, только в сорок с небольшим лет получив общее среднее образование, обучаясь заочно. Мне в молодости это казалось, как бы нормой, но ведь там была какая-то взрослая тайна, о которой ты ни разу на моей памяти не намекнула.

Твои воспоминания о периоде, прожитом в Польше и взгляд на несколько фотографий того времени всегда были наполнены радостью и счастьем. Только недавно, когда Польша перестала быть советской и вышли на первый план многовековые проблемы между нашими двумя странами, я догадался спросить у тебя: «А ты, мам, как там выжила?» Ведь побывав в студенческие годы на экскурсии в Прибалтике, я столкнулся с тем, о чём ни ты, ни папа меня тогда не предупредили – столкнулся с глубокой ненавистью просто к тому, что я разговариваю на русском языке. Эта ненависть исходила не от одного случайного человека, а исходила практически от каждого, кто вынужден был общаться с нами, привозящими им очередной рублик достатка своими экскурсиями, пренебрежительно высказывалась местной молодёжью, звучало молчаливым игнорированием продавцов в магазинах при звуках русской речи. Ты спокойно мне ответила, что да, в те годы у тебя, молодой и очень худенькой женщины случались ситуации, когда тебя хотели убить.

Однажды ты ехала в такси и ощутив угрозу, исходящую от водителя потому что ты из СССР, опустила руку в пустой карман, делая вид, что у тебя там пистолет. Только благодаря этому тогда доехала благополучно. Потом ты как-то оказалась в Одессе и даже работала там в госбанке. Потом вдруг оказалась на целине, в североказахстанских степях, бывших до советского передела русскими землями и нашла моего папу. Но при этом я родился и носил пять лет фамилию Верещагин. Когда и как ты вышла замуж в Тобольске, ты ни разу не упомянула. Просто сказала однажды, что меня дразнили «верещага» в детстве, и всё.

О жизни с папой я знаю уже чуть больше. Мы часто переезжали и как ты мне объяснила позднее, это приходилось делать из-за того, что папа стремился работать по основной своей специальности – агрономом, но состояние его здоровья при работе на казахстанской целине ухудшалось, потому мы выезжали для его лечения в Каменец-Подольск, где я побывал пятилетним, потом девятилетним. В первый приезд на Украину ты меня однажды едва успела спасти, вытащив из бочки с водой, куда меня опустила вниз головой «добродушная» соседка, разговаривающая на певучем языке. Этот эпизод ты мне рассказала, когда по настоянию папы я поехал в семнадцать лет проведывать зовущего в гости деда, отца моего папы, бросившего свою семью после войны. Предупреждённый, я уже не покупался на лживые улыбки окружавших меня людей, мгновенно сменявшихся ехидством, стоило лишь мне сказать пару слов на русском языке, и благодаря этому смог дать отпор местным бабам, решившим поиздеваться над молоденьким «кацапом». Но ведь частые переезды, мама, иногда раз в год, а случалось, что и в полгода были вызваны не только необходимостью поправить здоровье? К этому, как я понял позднее, подвигала папина бескомпромиссность. А от неё, иначе говоря, от самих себя, не уедешь. Это были бесконечные наступания на одни и те же грабли.

Когда я учился в седьмом классе, папа был вынужден уволиться и уехать работать в другой район. А через год ему пришлось совсем уехать из Казахстана. Вы с папой перед этим в нашем отделении совхоза раскрыли очередное хищение, следы которого вели к большому человеку в столице Казахстана, к Кунаеву. При этом для покрытия убытков предъявлялись обвинения простым работягам, якобы по их вине был допущен падёж. Причём, некоторые из них получали реальные сроки. Последний из пострадавших таким образом рабочих, как я запомнил, сел на пять лет по ложному обвинению.

Одного из рабочих, который без вашего заступничества должен был тогда сесть подобным образом, настропалили «доброжелатели» и однажды он пришёл в контору тебя убивать. Это был единственный казах в нашем отделении совхоза, Сайран. Ты рассказывала, как смотрела ему прямо в глаза и сказала: «Бей!» Сайран опустил тяжёлый арифмометр, которым на тебя замахнулся, и ушёл.

Однажды, учась в восьмом классе, когда я ещё был на уроках, ко мне подошли радостные одноклассники и сообщили: «Валера, а твою маму только что на чёрном воронке увезли». Я не сразу поверил, но когда пришёл домой и тебя не дождался, то лёг спать один. Утром ты появилась и рассказала, что тебя действительно увезли милиционеры. Там тебя поместили в камеру, но потом их начальник почему-то разрешил покормить тебя обедом из ресторана. Ты рассказывала, что отказалась и требовала кормить тебя той же баландой, что кормят всех арестованных. Ты была уверена, что убедила начальника, заявив ему: «А потом мы с вами поменяемся местами». Мне кажется, что перед ними попросту была поставлена иная задача. По области тогда ходили слухи, что в областном МВД есть особый кабинет, откуда не каждый человек выходит, отказываясь дать показания или подписать то, что нужно. Спустя короткое время после твоей «поездки» было сообщение, что покончила жизнь самоубийством медработник этого учреждения. Говорили, что именно она участвовала в истязаниях людей в том кабинете. Говорят, что такие кабинеты и сейчас есть в учреждениях этого уровня. Я даже лично, уже будучи взрослым, общался с одним из тех, кто смог увернуться от попадания туда прямо перед его дверью. Так что и те слухи явно были правдивы.

Мама, ты можешь себе представить, что я бы тогда делал, если бы ты в тот раз не вернулась? Наш дом стоял одиноко между двух улиц, соседей рядом не было. У нас в доме кроме моих школьных друзей и рабочих, которые иногда ремонтировали замёрзшее водяное отопление, никаких ваших знакомых никогда не было. Папа был уже в Калининской области. Я просто бы тогда остался один. Без денег. Среди людей, часть из которых просто меня ненавидела как члена нашей семьи. Я выход из той страшной ситуации, наверное, продумывал, и хорошо, что всё тогда обошлось.

Вступив во взрослую жизнь, я вспоминал и старался избегать по отношению к своим детям тех ошибок воспитания, которые создали мне проблемы в дальнейшей жизни. До моего пятнадцатилетия ты жёстко запрещала мне гулять с ребятами по вечерам. Когда лет пять назад я тебе об этом рассказал, ты просто сказала: «Я не помню». А в том числе именно по этой причине я выпал из всех деревенских компаний. Да, потом ты разрешила гулять по ночам, но я для всех уже был чужой. Я гулял, но гулял один. Тихо приближался незамеченным к весёлым компаниям, наблюдая за ними из темноты. Столкнувшись несколько раз с враждебным отношением, мне приходилось быть осторожнее по ночам, а после одного случая вообще стало опасно появляться на улице.

Своим детям я не стал выставлять подобные запреты. Конечно, я не разрешил бы того, что им, к сожалению, разрешалось не мной, но то, на что моего разрешения спрашивали, я разрешал с учётом собственного детского опыта. Просто я при этом иногда ходил и контролировал, всё ли так, как они мне рассказывали.

С переездом в Калининскую область я стал жить большую часть времени вдали от вас с папой. Потом родилась сестра, и вы вполне естественно стали мне меньше уделять внимания. Потом техникум, потом работа. Я вроде бы стал взрослым и опекать меня было уже не нужно. Когда я в 23 года женился, это не вызвало у тебя, мама, никаких возражений. Это было нормально, я уже был полностью взрослым и полностью самостоятельным. Следом я принял решение уехать от тех мест подальше от «друзей» моей жены.

Помню, как ты обрадовалась, что я осел в Свердловской области. «Мы хотим переехать к тебе поближе, Валера. Оттуда сможем ездить на могилу мамы, да и нам нужно жить с тобою рядом, потому что мы стареем и скоро нам понадобится твоя поддержка». Всё мне казалось разумным, я тогда помог найти и купить домик, помогал вам чем мог. Вы переехали, ты стала общаться с вышестоящим начальством, а потом у меня стали как снежный ком нарастать обострения на работе, и я тогда не мог понять, почему, ведь на прежних местах работы у меня подобных проблем никогда не было.

Когда мне в лесхозе, в котором я работал на Урале, пообещали, но не стали покупать другой служебный дом для жилья, а в том, где мы жили, моим маленьким детям было плохо, даже однажды младшая, Наташа, заболела воспалением лёгких, я ещё раз принял решение о переезде. Но я очень хотел, чтобы этот переезд был последний, потому что помнил, как ребёнку трудно каждый раз на новом месте. Родина у ребёнка должна быть у одной печки, а не по всей стране.

Следом вы переехали поближе ко мне, потому что ты сказала: «Я уже старенькая, ты будешь нам помогать». Тогда тебе было 53 года. Я договорился с директором соседнего совхоза, чтобы вам дали квартиру, помог её отремонтировать, и ты доработала два года, остававшиеся до пенсии. Потом ты стала пенсионеркой, и я чем смог, вам помогал. Это был мой сыновий долг, и это было нормально. Но ты, мало что мне говоря, и тут выстроила особые отношения с руководством, уже района. Сейчас я вошёл в тот же возраст, что и ты, но стараюсь не создавать проблем своим детям, стремлюсь рассчитывать только на самого себя, избегаю внедрения в их жизнь.

Ты, мамочка, всегда делала всё возможное и невозможное для своей семьи. Учитывая, что папа не умел управлять финансами, за что его тёща бабушка Аганя звала «сухим пьяницей», ты сама полностью распределяла семейные деньги. Я хотел сразу после восьмилетки идти работать, но ты настояла на получении образования. Мы тогда сошлись на компромиссе - техникум вместо института, потому что там срок обучения был в два раза меньше.

В самые безденежные периоды ты искала и находила нужные решения. Я, чем мог, старался помочь. Когда в девяностых задержка пенсий достигала девяти месяцев, ты брала у меня в долг, никогда не соглашаясь просто взять деньги, которые были нужны для покупки продуктов и на обучение моей сестры. Видя, что с тобой спорить невозможно, я придумал решение. Сам имея невысокую зарплату, которой всегда не хватало для собственной семьи, каждый раз я привозил тебе то, что ты просила, часто уменьшая цену в два раза, потому что ты не брала заказанное бесплатно. Я помогал тебе, потому что я твой сын. А потом у меня опять обострились проблемы, и не только на работе, распутать которые было невозможно, их можно было только разрубить, что я и сделал в 39 лет.

С юности я мечтал точно также как любой нормальный человек о надёжном семейном тыле, о рождении и воспитании детей, о доме, в котором царит взаимопонимание и благополучие. Мне казалось, что всё это зависит только от меня, от моих решений и поступков. Оказалось, что не только от меня. Долго я не мог понять, почему выбрал себе именно такую спутницу жизни. Но потом, когда ты почему-то решила, что можешь за меня принимать решения, а я с этим не согласился, когда она в конечном итоге стала тебе ближе, намного ближе чем я, мне показалось, что я знаю ответ. К сожалению, с этим я уже ничего не мог поделать.

Ты просила, и я делал. Ты просила, и я потом отказывался в пользу других. Наблюдая со стороны, как в других семьях главными причинами испортившихся отношений становились имущественные споры, я загодя постарался исключить саму вероятность подобных конфликтов. Мне всегда казалось диким, когда родные люди забывают о том, что они родные, деля то, что создавалось не ими. А когда у меня в результате этого просто ничего не осталось, ты на меня переложила вину за разрыв наших отношений. Увы, но и с этим я уже ничего не мог поделать.

Я ни разу не пожалел о тех материальных вещах, от которых отказывался добровольно и сознательно, но последовавшее за этим стремительное охлаждение семейных отношений было для меня полной неожиданностью. Как-то невольно вспомнилось, что ты в молодости сама избегала контактов со своей многочисленной сибирской роднёй. Там, вероятно, тоже была подобная история.

Ты всегда была сильная, моя мама. Ты никого и ничего не боялась, могла сокрушить любого начальника, преодолеть любое сопротивление. Что люди, если тебя не смогли запугать даже волки, которые сопровождали тебя в одну из зим, когда ты шла три километра по заснеженной степи на работу, а потом с работы эти же три километра, возвращаясь домой. И волки, а их было несколько, каждый раз шли на одной и той же дистанции, примерно в ста метрах, наблюдая за тобой, но так и не приблизившись. Ты рассказывала, что всё время приходилось смотреть в их сторону, хотя если бы они кинулись, вряд ли бы это хорошо закончилось.

Были времена, когда ты просто работала, не обостряя производственных отношений. Например, ты рассказывала, как тебя уважали, когда ты работала главным бухгалтером центральной базы снабжения города Тюмени. Тебя встречали в вышестоящих организациях не по одёжке, а зная, что ты всегда сможешь найти правильное бухгалтерское решение. Эх, если бы твои отношения с разнообразными начальниками никогда бы не обострялись …

В мой последний при твоей жизни день рождения я сам позвонил и поздравил, упреждая затруднения. Я поблагодарил тебя за моё рождение и добавил ещё несколько благодарных слов, а ты произнесла: «Я старалась». Это правда, ты многое старалась сделать. И уже никто на этой Земле тебе не судья.

Светлая память вам - тебе и папе!