В начале сентября полк вернулся в Витебск на зимние квартиры, и опять началась беготня между институтом и полком.
Этой осенью я сначала жил в районе вокзала, где у какого-то еврея снимал небольшую комнатку, потом перебрался на Больничную улицу в неуютную, холодную комнату каменного дома, где раньше помещалась еврейская бакалейная лавка. Напротив находилась больница для умалишенных, в окнах которой за решетками можно было видеть корчивших рожи и кривлявшихся сумасшедших. Недалеко при выезде на Сурожский тракт виднелось мрачное здание острога.
Однажды в кинотеатре я познакомился с сидевшей рядом женщиной и проводил ее после сеанса. Вскоре она стала приходить ко мне в мою неуютную комнату каждый вечер. Приходила и уходила она робко, пугливо оглядываясь, говорила, что муж ее очень ревнив и может убить ее, заметив измену. Имени ее я не помню.
Связь с женщиной, которую не любишь, - это нехорошо, это разврат. Я сам себе казался противным, нечистоплотным. У меня было ощущение, что от меня пахнет, что я пропитан какой-то грязной половой слизью. Я вскоре постарался разорвать эту связь, вечером не бывал дома, а однажды днем, встретив ее на улице, постарался свернуть в сторону.
Была глубокая осень, когда я, приехав к матери в Кардон, нашел письмо от Оли. Она писала: "Вы очень скорого хотели счастья и поэтому не могли его иметь. А теперь я твоя. Приди и возьми меня, и, куда бы ты ни повел, я покорно последую за тобой". Все, о чем так страстно мечтал, к чему стремился, сбывалось. Вот оно мое счастье. И все же оно не было столь ослепительным, ярким. За год ожидания оно несколько померкло, потускнело. Я продолжал любить Олю; но, не встретив взаимности, мое чувство начало постепенно угасать, как угасает костер, в котором не поддерживается пламя. Не знаю, насколько искренним было это письмо, и допускаю, что в нем была доля расчета. Оля была исключена из института за неуспеваемость. Приехав из глухой деревни, робкая и неискушенная завертелась она в круговороте городской жизни, закружилась ее голова. Большую роль сыграло и ее увлечение Даниным. Но учиться надо было, в деревню возвращаться не хотелось, и она поступила в Оршанский Педагогический техникум. Не помню, что я ответил на это письмо, но наша переписка продолжалась.