662
Я н в а р ь 2 0 0 0 г.
1 января.
Вот и перешли в 2000-й год. В детстве я думал:
- А ведь может такое случиться, что я доживу до 2000-го года! Вот будет здорово!
Ну, вот и дожил. Здорово, что не год круглый, а что мы собрались такой тёплой компанией: мы с Сашулей, дети, внуки, Иван с Леной - тоже вроде наши дети. Михаил такой длинный и удивительно спокойный, благодушный, ничего похожего на неугомонного дразнителя своего младшего брата. Учится хорошо, с удовольствием занимается плаванием и запоем читает книги про войну.
Все новогодние подарки с надписями на бирочках "для кого" были сложены в огромный мешок, из которого их доставал Алексей и объявлял - кому. Подарков было множество, и все остались очень довольны.
А я рукав рубахи прожёг свечкой, стоявшей на столе.
Встречаем Новый 2000 год.
После новогодней ночи около полудня я бегал и на Верхнем видел пойманных (в том числе и при мне) подлещиков граммов по 150.
А вечером к нам в гости приходили Галина Якимова, Кореньков с Андреем, сыном умершей Нининой сестры, оставшимся в их семье, и Шагимуратовы Юра с Леной. У Кореньковых напасти не кончаются. Нина в Новосибирске только что Юриного брата двоюродного похоронила. У Шагимуратовых внучка семимесячная, а Эльвира мужа своего прогнала - пьёт.
Серёга Епифанов, который утонул на рыбалке, оказывается, должен был деньги привезти за мой проданный, наконец, мотоцикл. Вряд ли кто теперь привезёт.
Коля Ноздрюхин помер.
И трудовых достижений немного в кореньковской лаборатории. Затмение промоделировали и всё. Подработками народ, в основном, занят. А вот Шагимуратов с поляками эффективно сотрудничает. Те ему техники накупили приличной.
Про рыбалку и лёд на заливах оба Юры ничего мне сказать не могли, как и Иван. Считают, что нет льда на заливах, хотя на Куршском-то я его самолично видел с самолёта.
2 января. С утра ясно и минус 2, но к обеду уже ветер с южного сменился на западный и пошло теплеть. А я продолжил читать роман Опекунова, который, оказывается, два года уже как здесь лежит вместе с письмом Володи ко мне. Вот оно.
4.01.98
Минск
Здравствуйте, дорогие Александр Андреевич, Александра Николаевна, Ира и Ваня! Привет вашим детям и внукам. Поздравляю вас с Новым 1998 годом, желаю крепкого здоровья, успехов и счастья!
В продолжение моего звонка Ване пишу это письмо. Я надеюсь, что до его получения Ваня уже сообщит мне сведения по числу Вольфа за 1989-97 годы л проблема будет снята, то есть она останется только для Раи. Диссертацию она написала и представила, но, как всегда это бывает, кому-то захотелось связать возникновение послеродовых психозов с луннымы фазами (что уже сделано) и солнечной активностью.
Интересно, что такие связи устанавливают между совершенно, как мне кажется, независимыми событиями, например, солнечной активностью и численностью грызунов. Мне само число Вольфа кажется искусственным, имеющим какую-то нефизическую природу, а уж как определить численность грызунов в какой-либо местности - ума не приложу.
У Раи выборка больных около двух сотен общей численности. Эта группа разделена на подгруппы по синдромам, так что в каждой подгруппе остается по десять-пять человек. Сезонную зависимость она установила. Чаще всего болезнь развивается, например, весной (по синдромам есть различия). Сама же Рая и объясняет это тем, что летом люди стараются не обнаруживать свои заболевания, осенью некогда это делать, так как идёт сбор урожая и отправление детей в школу, а зимой - холодно ехать в больницу. Так что весна - самое лучшее время для психической болезни. То есть связь какая-то опосредованная. Но это не важно. Всё это вполне укладывается в современ¬ную медицину. Проблема в том, что в нашей стране, Белоруссии, нет учреждений, которые занимались бы солнечной активностью, а с начала девяностых годов была приостановлена связь с Академией Наук России и соответственно никакой обмен информацией не осуществлялся. Белорусы даже пытались публиковать своя научные труды на белорусском языке, но, к счастью, этот угар прошел сам по себе, так как не оказалось денег не только на белорусский язык, но и на русский. В это время трезвые головы задумались, для кого мы будет печатать свои труды. Если на белорусском, то получается, что для самих себя. А есть ли в этом смысл? Есть, но не большой. Вое эти события, достаточно грандиоз¬ные по масштабам, послужили причиной моего обращения к Ване.
Вы уже не раз выручали наше семейство в трудные минуты, так что приходится идти по проторенной дороге. Я уверен, что это вам зачтется, как добро, которое вы творите совершенно бескорыстно. Тем не менее, я буду рад летом, и надеюсь, что это произойдет, зайти к вам с бутылкой коньяка и отметить радостную встречу.
Это письмо я пишу в своем метрологическом вагоне на станции Минск-Северный. В декабре я предвкушал удовольствие от того, что в начале января идут сплошные праздники, и я смогу отпечатать уже написанный сценарий кинофильма, триллер, мелодрама, комедия. Но наши метроло¬ги не смогли забрать вовремя динамометр из госповерки, на десять тонн, весом килограммов восемь, а везти его в руках в Могилёв не хотят, поэтому и задержали вагон в Минске, чему я не очень рад, так как меня перегоняют в пределах Минска со станции на станцию и не дают покоя. Кроме того, приходится топить наш универсальный комбинированный котёл углем, а не от сети, что доставляет дополнительные хлопоты. Приходится также ездить домой на приём пищи. А на сегодня я запланировал поход вместе с Раей в гости к моему университетскому товарищу Коле Богомолову, который живет в Минске уже двадцать пять лет, и уже женил своего старшего сына. Его жена - Галка тоже училсь с нами на физмате. Мы иногда встречаемся, а Новый год вроде как праздник семьи старых друзей.
Наша жизнь протекает без особых изменений, что, может быть, и хорошо. Хотелось бы лучшего, но приходится довольствоваться тем, что есть. Я всё же надеюсь, что при нашей жизни наступит некоторое улучшение, было бы здоровье.
Дети закончили четверть без троек. С одной стороны, чего хорошего, а с другой - в первой четверть у младшего пятиклассника Саньки были две тройки, по русскому и белорусскому языкам. Так что есть прогресс. Старший сын Андрей учится в девятом классе, третий год ездит на курсы пользователей компьютерами, по математике имеет пятёрку. Это меня радует.
Ваня, храни мой роман. А ещё лучше дай его почитать кому-нибудь. Любые отзывы мне интересны. Василий Слежкин как-то показывал мой роман своему другу Лёше Трофимову, который сейчас заведует кафедрой русской литературы в пединституте Даугавпилса. Трофимов написал мне рецензию, из которой особенно запомнились строки: "роман я не читал, но он производит очень плохое впечатление, напоминает традиции застойных времен, особенно в начале. Начинать роман с описания утра - один из пережитков, от которого никак не могут избавиться писатели с неоригинальным мышлением". Что-то такое, после чего я должен был бы выбыть из числа конку¬рентов Лёши Трофимова как писателя.
Сейчас мой роман лежит в издательстве "Мастацкая лiтаратура", надеюсь, что его там изучают. Подготовил я также сборник рассказов, но ему хода ещё не давал. Вот такие наши дела. Прилагаю к письму фотографии, не очень хорошие, но на них всё же можно кое-кого узнать.
Желаю вам крепкого здоровья и, ещё раз, успехов. До свидания.
Володя Опекунов
3 января.
Поначалу я читал Опекуновский роман с натугой, временами раздражаясь даже, особенно когда встречал грамматические ошибки или стилистические ляпы. А потом ...
Уже второго числа вечером я зачитывал отдельные места вслух Сашуле и Иринке, а сегодня прочёл целых две главы Мите с Леной. И вечером позвонил Опекунову в Минск, поговорил и с ним, и с Раей. Порадовал их своими впечатлениями о Володином романе. Это что-то!
4 января.
Утром бегал под дождём. Забыл упомянуть, что накануне обсуждали, что с деньгами делать, которые я Ирине привёз на хранение, в долг то есть. Я-то думал - они машину хотят купить, не очень-то это одобряя (без гаража, бензин дорогой, разорит она их), а они, оказывается, на компьютер нацелились. И правильно, пожалуй. Иван считает, что компьютер нужнее всего Ирине с её клиентурой ("Деньги надо в Ирину вкладывать!"), потом Михаилу, а потом уж ему.
После обеда проводили Митю с Леной в Москву-Владимир. Я ужаснулся тяжести их чемоданов хоть и с колёсиками. Там мёд, оказывается, водка тамбовская, книги, альбомы. И со всем этим добром туда-сюда мотаться! На третью полку закидывать! Я бы со своей спиной не управился. Герои.
Письмо Мити от 9 января 2000 г. Привет!
Вот отчёт о последних днях нашей поездки по России.
Итак, в четыре часа в среду мы прибыли на Белорусский вокзал, где и оставили до пятницы свои чемоданы. Поездка прошла без приключений, только вот Лену всё насморк мучал (и до сих пор она до конца не поправилась). В Москве сразу перебрались на Курский вокзал, там одними из последних взяли билеты на шестичасовую электричку до Владимира. Теперь эта электричка идет без остановок за два с половиной часа и имеет вагоны трех классов, нам достались места только в третьем, мало отличающимся от простого вагона электрички. Билеты стоят относительно недорого, от 32 до 40 рублей.
В 9 часов мы были уже у бабули. Было очень радостно видеть её в добром здравии и приподнятном настроении. Она накормила нас печенкой с вермишелью и квашеной капустой; сидели почти до полуночи. На перине мы проспали почти до одиннадцати. Бабуля накормила нас блинами, и мы пошли гулять по Владимиру.
Владимир в январе 2000 года.
Было пасмурно и весьма тепло, около нуля. Недавно выпало много снега, который еще не успел испачкаться. От Золотых ворот мы дошли до Успенского собора, заглянули вовнутрь. А потом весьма долго гуляли по музею в Палатах, где кроме картинной галереи сейчас идут выставки стеклянной посуды, игрушек, а один зал показывает интерьеры дворянских усадеб Владимирской губернии.
В музее мы гуляли до пяти часов, и домой вернулись лишь в пол-шестого, изрядно поволновав бабулю, ждавшую нас к четырем. Вечером ужинали вместе с Анной Ильиничной и Иваном Ефимовичем, приготовили салат из крабовых палочек. У них также все вроде бы без изменений, все те же разговоры о растущих ценах. Оказывается, и бабуля, и Анна Ильинична голосовали за «Единство», что, наверное, не удивительно.
А уже на следущее утро начался наш путь домой. Семичасовой электричкой (в первом классе, отличающимся наличием столиков между креслами и показом видео) вернулись в Москву, заехали в общежитие к Михеичу (я отдал ему деньги, занятые у Галины Федоровны), а потом на близжайший рынок за черной икрой, заказанной Лене. Оттуда через Белорусский вокзал добрались до Шереметьево, где без эксцессов погрузились в самолет.
В пол-шестого прилетели в Цюрих, очень удачно успели на прямой поезд до Констанца, и уже в восемь были дома. В аэропорту Цюриха я успел купить различных швейцарских сыров, их мы и поедали за ужином с красным вином. После всех стрессов поездки удовольствие необычайное!
Следующее утро (вчера, в субботу) встретило нас солнцем. На улице было тепло, градусов пять-семь, а воздух был просто замечателен. До обеда мы гуляли в центре, делали закупки, а перед закатом прошлись еще до университета. Констанц тоже был задет ураганом конца декабря, от которого очень пострадал лес между общежитем и университетом (это, впрочем, единственный заметный его след). Вечером у нас в гостях был Андрей Гарбуза. Он на Новый Год ездил в Париж, и мы обменивались впечатлениями о поездках.
Сегодня же с утра идет дождь. Лена завтра едет в Ветцлар, а мне пора снова браться за работу. В лаборатории в эти две недели тоже было тихо, никто по-настоящему не работал.
Вот так завершилась наша поездка. Вряд ли можно назвать нас после нее отдохнувшими; слишком уж много стрессов сопряжено с перемещением по России. Тем не менее было очень радостно встретиться со всеми, и это, пожалуй, компенсирует напряжение, накладываемое поездкой.
Целуем вас.
Митя, Лена.
Моё письмо Мите от 12 января 2000 г.
Здравствуй, дорогой сынуля!
Я уже третий день дома, второй - на работе. 10-го благополучно долетел без задержек, и хотя дома не работал лифт и не было горячей воды, я, как и вы с Леной, почувствовал облегчение: в гостях хорошо, но дома лучше. Устал я в Калининграде, особенно от пьянок. Хоть и не дурак я выпить, но каждый день тяжело. А пить пришлось и 6-го в кирхе после семинара с нашим выступлением по поводу 60-летия Суроткина (не выступлением по поводу, а пить по поводу), и на следующий день у Карповых на Пугачёва по случаю Рождества Христова и Зинаиды Ивановны, и 8-го по случаю приёма мамой Галины Якимовой и Надежды Тепенициной, и 9-го в гостях у Шагимуратовых, никакого здоровья не хватит. Давление, конечно, поднялось, пришлось опять таблетки глотать.
Погода в Калининграде после вашего отъезда так и оставалась слякотной, остатки снега сошли, но я всё же съездил в Ладушкин 8-го посмотреть на залив у Берегового. Лёд есть, но паршивый, и народу на нём не видать, лишь один катер куда-то пёр ледоколом по трещине. Я зафиксировал состояние залива на фотоплёнку и возвратился восвояси водку пить.
Калининградский залив в Береговом, 8 января 2000 г.
Оставил Ирине с Иваном 1000 марок и 1000 долларов "на хранение", в кредит как бы, на компьютер. С возвратом, когда смогут вернуть.
В Мурманске температура воздуха от нуля до минус пяти. Сегодня утром выкатил "савраску" нашу и приехал на ней на работу, сдав по дороге кучу пустых пивных бутылок. Скомпоновал отчёт РФФИ, упаковал, а потом по оставленному себе экземпляру обнаружил, что в одной форме не расписался на всех экземплярах. Пришлось вскрывать пакет.
Завтра приезжает мама, а там и солнышко должно показаться на нашей горе.
Мне же надо последние статьи очередного "Вестника" читать.
Целую. Привет Лене. По телефону общаетесь?
Папа.
Письмо Мити от 16 января 2000 г. Привет!
Как добралась мама, как переносится полярная зима (идущая, наверное к концу)?
У меня неделя без экспериментов; провожу время за очередным анализом статей, от которого пока больше каши в голове. В начале недели радостная новость: нашу статью приняли-таки (уже без дополнительных замечаний; Ральф говорит, что наверное её послали тем же рецензентам, и они согласились с нашими доводами). А вот что и как теперь делать – большой вопрос.
Ещё на неделе занимался продлением разрешения на проживание – продлили до 31 декабря.
С Леной перезваниваемся каждый вечер; она весьма загружена работой в магазине, а на выходные озадачена опекой находящейся сейчас в Констанце доцентки из Тамбовского Университета.
У нас здесь сухо и относительно прохладно – около нуля. Уже очень хочется сесть в седло. Я даже уже выезжал в субботу – катался в Кройцлингене, но удовольствия немного – слишком холодно.
Вот такие у нас новости. Привет от Лены.
Целую. Митя.
Моё письмо Мите от 17 января 2000 г.
Здравствуй, дорогой сынуля!
Ну, ты меня развеселелил предположением насчёт нашей полярной зимы: "идущая, наверное, к концу"(!). К разгару она пока идёт, а не к концу. Ещё морозов настоящих не было, а обещают. Другое дело - полярная ночь на убыль идёт, что, конечно, утешает.
Вчера мы с мамой катались на пластиках с 13.30 до 15.15, дошли до кормушек и обратно, скольжение хорошее, но темновато, тем более пасмурно было.
Мама доехала нормально, в Питере её встречали Вова и Люба с Андрюшкой. Андрюшка отвёз всех на машине на свою квартиру, но сам скопытился по причине то ли отравления, то ли инфекцию какую схватил, а Любе надо было к врачу, так что мама с Вовой отправились к нему на работу, где и пообщались спокойно ко взаимному удовольствию.
А я в день маминого приезда развлекался со своей машиной. С утра отправился на рынок (что на Володарского), затарился продуктами. Оттуда - в ПГИ, у нас с Терещенко была договорённость встретиться в 12. Подъезжаю к крыльцу ПГИ - встать негде. Решил развернуться. Проехал чуть вперёд и затем задом стал двигаться к крыльцу. Бам-с! - сел задом на бетонную чушку у крыльца. Крепко сел. Сдёрнуться не могу. Водитель ПГИшный подошёл, говорит:
- Давай, я тебе зад приподниму, а ты двигай вперёд.
Приподнял он зад кобыле, я газую, а она ни с места.
- Да ты на скорость-то её поставил?
На скорость-то я поставил, а с ручника не снял. На ручник я поставил правильно, по инерции уже, вылезая из машины в аварийной ситуации. А теперь газую с ним.
Отпустил ручной тормоз, слез с чушки. Решил вперёд скатиться, а там развернуться у деревянных домов. И зарылся в снег. А под снегом лёд. Буксую, ни назад, ни вперёд продвинуться не могу. Достал лопату, начал подкапываться под колёса. Покопаю, погазую. Покопаю, погазую. Причём не столько копаю, сколько лёд грызу. 45 минут так упражнялся и повредил связки в локтевом суставе правой руки. Тут на моё счастье Роман вышел.
- Ну, Вы, Александр Андреевич, рискованный человек. Только права получили, а уже зимой ездите!
- Тренироваться-то надо!
Толкнул меня Роман сзади, и я проехал вперёд, развернулся, выбрался к ПГИ и встал у тротуара в конце вереницы машин. Пошёл к Терещенко. Секретарша говорит;
- Что же Вы, Александр Андреевич, опаздываете? Евгений Дмитриевич про Вас несколько раз спрашивал, а теперь у него совещание.
- А Вы не видели, как я тут под окнами на своей машине кувыркался?
- Нет, не видели.
Тут Терещенко вышел из своего кабинета. Я извинился, объяснился. Терещенко был в благодушном настроении, пригласил в кабинет, попросил Иванова подождать, пока он со мной закончит, и мы с ним час прокалякали, подводя итоги прошлогоднего сотрудничества. Я ему все мамины проблемы изложил, свои пожелания, замечания, всё в мягкой форме, и он на всё реагировал как бы с пониманием, так что мы оба остались довольны друг другом. Терещенко при мне подписал моё и Олега Мартыненко заявления о совместительстве в ПГИ, и я отправился на кафедру.
В шесть вечера я поехал домой. По дороге на заправку заехал, "Статойл", в которую улица Книповича упирается. Залил полный бак. Заезжаю на Северный проезд со стороны кинотеатра "Мурманск", и напротив твоей школы, уже проехав её и разъехавшись со встречной машиной, я умудрился залететь в сугроб на левой стороне. Меня развернуло и выбросило туда. Задние колёса остались на дороге, а передними и брюхом я зарылся в снег. Опять достаю лопату. А рука-то болит! А что делать? Чуть ли не на коленях начинаю из под машины снег выковыривать, она ведь на нём лежит, упрессовав его.
Минут десять ковырялся. Подходят двое парней.
- Сколько дашь, если толкнём?
- Полтинник, - говорю.
- Садись в машину.
- Надо ещё снег подковырять, чтобы пузом не не тормозила.
Поковыряли, толкнули, и я выехал. Дал им пятьдесят рублей. Довольны.
- Вот, видите, и Вам хорошо, и нам хорошо! С Новым годом!
Я собирался ехать встречать маму на машине, но после всех этих приключений расхотелось. Да и рука болела так, что передачи переключать трудно было. Отогнал машину в гараж от греха подальше. На вокзал пешком пошёл, а с мамой на троллейбусе доехали до нашей горы. Сумку же её в левой руке пришлось тащить. Поезд питерский пришёл в 21.49, а через два часа мы встретили вдвоём Старый Новый год.
А сегодня на работу я опять на машине приехал. Тренируюсь. Рука ещё болит, но не сильно.
Вот такие у нас новости. Привет Лене. Целуем.
Папа, мама.
Письмо Мити от 23 января 2000 г. Привет!
Зима с её короткими днями и прохладной (на днях обещают похолодание до –10 градусов) погодой порядком мне надоела и ввергла в несколько меланхоличное настроение. Это немного сказывается и на работе, которую делаю без особого энтузиазма, но тем не менее какое-то продвижение там всё же есть. Очень соскучился по Лене, жду её приезда в четверг.
На неделе пытался записать нас на экскурсию в Цюрих в следующую субботу, но из-за большого наплыва народа записывали сперва только присутствующих, и нам места пока не хватило (есть еще небольшие шансы, если выделят дополнительный автобус). Если с Цюрихом не выйдет, возможно съездим в Базель.
Вчера ходил в медиотеку, брал «Cладкую жизнь» Феллини, произведший очень хорошее впечатление. Кроме этого смотрел еще раз „Криминальное чтиво“ по телевизору. Достаточно увлеченно читаю сейчас историю Бодензейского региона XIV-XVI веков. Наконец-то достиг того уровня понимания языка, когда чтение таких книг не превращается в мучительное ползание по словарю.
Вот такие здесь новости. Привет от Лены.
Целую. Митя.
Моё письмо Мите от 24 января 2000 г.
Здравствуй, дорогой сынуля!
Забыл в прошлый раз поздравить тебя с принятием вашей статьи к публикации, поздравляем! А куда вы с Ральфом теперь продвигаетесь? Определились с направлением дальнейших потуг?
У нас аналогичная радость: статью нашу с Матиасом и Романом после небольших доделок приняли к печати в "Annales Geophysicae" c большим количеством цветных рисунков. А нашу с Романом научно-популярную статью, выигравшую конкурс РФФИ, будут публиковать в журнале "Природа". У Матиаса же закончился контракт в Потсдаме, и он сейчас безработный. Возможно, в Мюнхене будет трудиться.
В субботу поздравляли Милочку с днём рождения, а в воскресенье Гену Бирюкова. Милочка на Новый год ездила в Питер. Павел там с сыном Серёжкой (помнишь его, в шахматы играли?) на стройках деньги зарабатывают. Милочка зовёт в Севастополь, может, съездим в июле.
У нас всё снегами завалило, не успеваю гараж отгребать. В субботу и воскресенье ходили с мамой на лыжах по два с половиной часа. Лыжня мягкая, и скольжение не ахти, так что умаялись мы с непривычки изрядно (да плюс у меня ещё снегокидание с утра, и рука не вполне зажила). Мама с начинавшейся простудой каталась, и процесс пошёл, но пока без температуры.
Позавчера солнышко впервые увидели.
А вчера вечером из Питера позвонил ... Сашка Шабров! Друг таллинского ещё моего детства. Сегодня в Мурманск прилетает вечером, завтра договорились встретиться.
Пока всё на этом. Леночке привет. Бирюковым она понравилась. Бабуле Тоне тоже.
Целуем. Папа, мама.
Письмо Антонины Дмитриевны из Владимира от 10 января 2000 г.
Здравствуйте, мои дорогие дети, Шурочка и Саша!
Большое спасибо вам за Новогодние поздравления. Встреча Нового года и Рождества Христова была приятной. Встретила милого внука с невестой. Рада, что у меня была такая приятная встреча, хотя очень короткая, как будто приснился хороший сон. Гости милые сердцу. Лена мне очень понравилась, и на вид приятна, и в разговоре, в поведении. Провели приятный вечер вместе с соседями 6 января. Отметили встречу. Анне Ильиничне было приятно с нами посидеть в такой узкой семье. Проводила я моих дорогих милых гостей до троллейбуса, так они пожелали, да и мне кажется так лучше. Митя в 8 часов (по его времени, наше - 10 часов) позвонил, что добрались благополучно. Так прошли мои первые дни 2000 года.
Получила очень хороший подарок от Алёши. Нарисовал сам новогоднюю ёлку и свои поздравления. Конечно, не забыла и Ирина поздравить, а также получила поздравление письменное и от Вовы. Уж очень приятно от всех этих поздравлений, внимания ко мне. Дай вам всем Бог здоровья крепкого, благополучия, большого счастья, больших надежд.
Я живу нормально. Здоровье по годам, как говорят врачи. День прошёл и хорошо. А дни летят так быстро! Не успеваешь встать и уже вечер, но вечер тянется сейчас очень медленно, свет зажигается очень рано. Пенсию дают регулярно и вполне хватает. В магазинах все продукты есть и в большом количестве, ну а в промтоварные не хожу.
Погода стоит очень хорошая. Больших морозов нет. Снегу выпало неплохо. Уже ходят кататься на лыжах. Вот сегодня около 0. В квартире тепло. Батареи горячие. Да я наняла слесаря, чтобы промыл. Молодец. Вся батарея греет полностью.
С соедями живём, как всегда, дружно. Общаемся ежедневно. Конечно, на улице бываем реже. Посиделок, как в летнее время, нет.
Дорогие мои дети, пишите мне о своих делах. Я вашим весточкам всегда радуюсь. У вас хорошо, и мне приятно.
Всего вам доброго, хорошего в вашей жизни, больших удач и больших надежд на хорошее будущее. Ведь скоро выбирать новую власть. Слава Богу, расстались с разорителем страны.
До свидания, мои дорогие дети. Крепко вас целую. Будьте счастливы.
С сердечным приветом, ваша мама.
Письмо Володи Опекунова из Минска от 4 января 2000 г.
4.01.2000
г. Минск .
Здравствуйте, дорогие Александр Андреевич и Александра Николаевна!
Ваш вчерашний звонок явился для меня лучшим подарком к Новому году. Очень приятно было услышать слова, хоть немного обнадеживающие меня в писательском деле. Как я говорил, руки мои опускаются и не хотят что-либо писать, хотя в голове планов "громадьё" (по В.В.Маяковскому). В связи с этим и хочу Вам написать немного о времени и о себе.
Первым делом, поздравляем Вас и Вашу семью с наступившим 2000 годом, желаем крепкого здоровья и успехов в жизни. Я рад, что у Вас есть, чему радоваться. Я имею в виду успехи Мити, которым я всегда восхищался, причём с самых разных точек зрения: как учитель перед талантливым учеником, как философ перед таинством личности и как отец в ожидании успехов своих детей. Храни нас всех Бог!
В наши короткие встречи я не смог бы рассказать, как я дошел до писательства, потому что тем для разговоров хватало, но сейчас мне хочется немного об этом поведать. Начну издалека.
Предрасположенность. В детстве я очень любил сидеть среди взрос¬лых людей и слушать их рассказы. Обычно это бывало в нашем доме в Переславском по вечерам. Телевизоров не было, и жители посёлка ходили друг к другу в гости, клевали семечки. Иногда выпивали. Моя мать знает множество всяких историй. Благодаря ей я, например, представляю, что в структуре русского устного народного творчества, представляемого сегодня студентам филфаков, нет сказок на божественные темы, темы колдунов и порнографии. Но эти темы есть в любом фольклоре.
Мать не умела, разумеется, и сейчас в свои 89 лет не умеет ни читать, ни писать, мне приходилось с первого класса выполнять обязан¬ности секретаря при ней. Старшие дети учились в училищах, старшая сестра - в пединституте, дома я оставался только с младшей сестрой. Переписка же шла оживлённая. С теми же старшими детьми и с многочисленными дядьками и тётками. Я уже 15 лет живу в Минске, но до сих пор пишу письма материным сестрам и брату. Мать внимательно слушала проект моего письма, потом заставляла кое-что убрать (чтобы не обиделись) и дополнить. Я не помню, страдал ли я от этой обязанности, но исполнял её добросовестно, чем заслуживал похвалу своих родственников.
Сказками я увлекался недолго. Во втором классе старшая сестра принеся мне шесть томов академического собрания "Русские народные сказки" с комментариями, примечаниями и описанием различных вариантов концовок, что меня возмущало так как невозможно было понять, чем же сказка кончается на самом деле. Но это же привело меня к фундаментальному утверждению, что "неважно, чем она кончается", каждый автор имеет право на свою концовку, а, стало быть, и полёт своей фантазии. В этом смысле фантазия важнее того, что могло бы быть или что было на самом деле.
Читать я научился рано и с первого класса брал в библиотеке обычно три книги- одну художественную и две научно-популярные. В идеологическом плане мы тогда переживали романтический период, говорили не о массовых репрессиях и нехватке продовольствия на фоне всеобщей нищеты, а о прекрасных перспективах в связи с избранным нашим народом историческом пути и техническим прогрессом, случившимся к этому же времени. В книжке Г.Панфилова "Искусственное солнце" я прочитал, что к 1980 году наша страна овладеет термоядерным синтезом, а энергия польётся чистым прозрачным ручьём и напоит всех желающих. Я загорелся желанием принять участие в овладёвании этим источником и после восьми классов поступил в техникум на специальность "экспериментальная физика, дозиметрия" в Северодвинске, куда вышла замуж моя старшая сестра. Ей нужна была нянька её детям. Сестра на 9 лет старше меня и была мне нянькой, она же и научила меня читать. Теперь мне предстояло отдать ей долги. Но жить у неё было тесно, и я перебрался, к всеобщему удовольствию, в общежитие, проводя у неё выходные дни и часть вечеров.
В романе немного описан её муж Сева, который произвёл на меня неизгладимое впечатление. Это был выпускник кораблестроительного института, энергетик и автоматчик, наследственный русский интеллигент в пятом-десятом поколении, потомственный инженер, горячо любящий свою родную Тверь, футбол и художественную литературу в виде О.Генри, Марка Твена, Чехова, Ильфа и Петрова. Веселый и остроумный, он впадал в приступы злобы против москвичей (за то, что они сожгли Тверь в 12.. и ещё каких-то годах и за то, что они паразитируют на теле России) и против коммунизма (который принёс неисчислимые бедствия человечеству и дал некоторые блага паразитам, чем те очень довольны). Как и многие северяне он неумеренно пил. Когда я писал главу о нём, позвонил мой брат из Калининграда и сообщил, что Сева сгорел в своем доме вместе с матерью, почти столетней женщиной. Сестра к этому времени бросила их и жила с другим мужем в Зеленоградске. Сева к этому времени уже был на пенсии, куда его выперли из НИИ Тяжмаша в Твери, наградив медалью имени Чаломея, за освоение космического проотранства. Его сын, мой племянник сейчас живёт в Сиэтле, дочь - в Москве. Так вот, этот Сева учил меня художественной литературе, сидя на стиральной машине и читая вслух Гашека. Он считал, что это высший тип литературы. Как жизнь. Трагикомедия.Тогда же появились рассказы Шукшина. Сева выписывал несколько литературных журналов, которые почти все прочитывал, я же читал больше "Молодую гвардию", "Науку и жизнь", "Технику-молодежи", '"Знание-сила".
В техникуме я учился отлично, это было не трудно, но одновременно я и разложился. Третий и четвертый курсы валял дурака вместо того, чтобы готовиться к поступлению в институт. Не поступив в МИФИ по техникумовской специальности, я приехал домой и поступил на физику в КГУ. Первые два года мне ещё хватало уровня, который у меня был за счёт техникума," я учился так же отлично, но на третьем курсе задумал жениться, что меня выбило из нормального учебного процесса. Я стал тупеть, отставать, а чтобы компенсировать возникающие при этом чувства неуверенности в себе, стал читать философию. На студенческих научных конференциях выступал с докладами не по физике, а по философии. Начал дружить с Виктором Фёдоровичем Овчинниковым, от которого многому набрался. Он же стал и руководителем моей дипломной работы. Он и раньше правил мои доклады и заметки в газеты. Во время службы в армии я получил отпуск за ударный труд по оформлению учебного класса, начертил 20 листов формата A1 со всякими укрытиями и убежищами, приехал домой и совершенно случайно оказался в областной библиотеке. Здесь я встретился с Виктором Федоровичем, который и предложил мне поступать в философскую аспирантуру. Это предложение оказалось кстати, когда я после годичной службы в армии вдруг обнаружил, что я опять холостой и могу заниматься, чем хочу. В аспирантуре моим шефом оказался человек, обременнённый большим количеством проблем, кроме того выяснилось, что тогда это была система брать аспиранта, который дает 200 часов нагрузки. Достаточно было иметь троих аспирантов и ничего не делать, аспиранты за тебя и лекции прочитают. Я несколько раз менял тему, а потом ушёл в моря в заочную-школу моряков. В романе немного есть об этом времени. Но даже в аспирантуре, где мне положено было писать, я сделал всего два реферата. Несколько рассказов у меня было написано ещё в студенчестве.
В ИЗМИРАНЕ я не мог себя проявить, так как физиком уже не был, а философом не стал, надо было искать работу, чтобы прожить. Ребята устроили меня начальником конструкторского бюро в ОПТО "Техрыбпром", где я рисовал шкафы электрооборудования вплоть до отъезда в Минск. Зто был мой звёздный час, здесь я был уважаемым человеком и имел зарплату, на которую можно было, хоть и очень скромно, жить, имея семью и машину. В Минске всё началось сначала. Меня никто не мог достойно представить, и я для всех был человеком с улицы. Это трудно представить будучи ионосферщиком, которые все друг друга знают. Вы висите над всем Советским Союзом, а кое-кто и над всем миром, и видите друг друга.
Опять же ребята по КГУ устроили меня на завод "Калибр" в отдел стандартизации, абсолютно тупиковая должность. Отчёты и внедрение стандартов. Это классический бюрократический труд, конечно, со всеми оговорками о его необходимости. Несколько лет! Однажды в обеденный перерыв я вышел за проходную завода, и увидел, как по улицам идут люди, они были свободны. Я глубоко вдохнул воздух и опять пошел за колючую проволоку, которой было огорожено наше предприятие. Я сидел за своим столом в комнате с 18 женщинами, а мысль уносилась в Восточный Казахстан, в Антарктиду, в Баренцево море, где я страдал от штормов. Перу, Куба, Ангола и улица Фабрициуса в Минске. Я находился уже в таком возрасте, когда не возникают привязанности, друзей у меня не было и потому, что при встречах надо пить, я пить не умею, страдаю с похмелья, кроме того, жаль денег на пьянку, когда не хватает на жизнь. Фантазия пробивалась, я начал вести короткие записи своих воспоминаний и рассказов женщин, которые меня окружали. Например, рассказ о мужике, который на похоронах своего сына, тело которого доставили из Афганистана, заколол вилами милиционера, который пришел на поминки и решил наказать мужика за самогоноварение, рассказ о председателе горисполкома Минска, который перед смертью велел своей жене кремировать свое тело, а пепел развеять, чтобы не поить своих коллег, готовых пить на халяву. Если бедная женщина не выполнит это требование, он будет являться к ней каждую ночь. Рассказ о японском мотоцикле-убийце. Переходя из рук в руки, он губил своих владельцев, но очередная жертва не могла устоять перед искушением очень дешево, почти задаром, иметь такую роскощнуюмашину. Этот рассказ - инверсия русской поговорки: "Что русскому хорошо, то немцу - яд". Женщины болтливы, поэтому я радовался этой ситуации. Это напоминало пивную, в которую ходил Гашек, чтобы собирать рассказы о своём Швейке.
В это время я продолжал читать журналы по философии. Было несколько тем, которые мне оказались близки. Детерминизмы, истина и проблема человека в философии. Были призмы, через которые я смотрел на мир. Разумеется, всё это присутствует в романе в том или ином виде. Это роман не для психоаналитика, а для читателя, который видит проблему человека так, как её поставил Шри Ауробиндо ещё до Второй мировой войны. На смену "человеку разумному" идёт человек совершенный, "суперчеловек", который будет создан по подобию "разумного", по без его изъянов. Это в русле идей биороботов, глобального разума, постчеловеческой цивилизации. Новый человек будет относиться к "гомо сапиенс", как "гомо сапиенс" к неандертальцу с отличием в том, что он не будет его уничтожать, а будет охранять, как исчезающий вид, помещённый в благоприятные условия и лишённый внутренней и внешней агрессии. С этой точки зрения, все проблемы, которые волновали человечество есть результат содержания записи информации в его наследственном аппарате. Как бы мы ни пытались вырваться из рамок, заданных этой информацией, она неумолимо ведёт нас к нашим проблемам: конфликту оценок состояния: "Я считаюсь с мнением высшего света, хотя оно лицемерно" - проблема Толстого, "Я сдерживаю основные инстинкты, но не могу их сдержать и впадаю в невроз" - проблема Фрейда, "Я разрушу инстинкт собственности и сделаю людей счастливыми " - проблема Маркса. И так, за какую бы мы проблему ни взялись, она не решается в рамках существования "гомо сапиенс". И проблемы, порождённые его природой, будут нагромождаться. Опасным становится каждый человек, способный взорвать атомную электростанцию или запустить ракету с ядерной начинкой. Пережив тупой тоталитаризм, сдерживающий самые благородные способности человека, мы неизбежно придём к тоталитаризму, проводящему сплошной контроль над всеми действиями людей. Рамки свободы сужаются, возрастает ответственность за преступления и ошибки.
Такие идеи присутствовали в моей голове, пока я писал свое сочинение.
Началась перестройка. На заводе затеяли выборы главного метролога. Когда я посмотрел свои документы, оказалось, что я - наиболее подходящий кандидат в руководители 80 человек отдела главного метролога. В дипломе техника записано "дозиметрические и радиометрические измерения", образование - высшее, опыт работы - есть, опыт руководителя - тоже есть, кроме того, у меня нет врагов и ошибок, которые поставили бы под сомнение мою кандидатуру. Реальный кандидат, против которого в это время конкуренты завели уголовное дело о расхищении средств измерений, решил меня убрать и рекомендовал на железную дорогу руководителем группы метрологического обеспечения в Центр метрологии и стандартизации. Я с уважением относился к кандидату, поблагодарил его и даже поставил две бутылки шампанского. На ж.д. я продолжал писать отчёты и новые положения, а также всякие методики по проведению испытаний, аттестаций и т.п. Писанины прибавилось. Иногда я засыпал за пишущей машинкой. Писать я научился в аспирантуре, закончил курсы машинописи в Доме офицеров. Полёт мысли продолжался.
Как-то в нашу контору пришли путевки на туристический лайнер, отправляющийся к острову Шпиц-Берген. Я чуть с ума не сошёл. Через пару дней побежал в профком, сказали, что кончились. Я готов был нарваться на скандал дома и не ехать с детьми на юг. Тогда мы почти каждый год ездили на Черное море, в Алушту, Новый Афон. После долгого перерыва жена только прошлым летом съездила с детьми в Феодосию. В Калининград же ездим каждый год. А тогда я готов был ехать в Мурманск, чтобы сесть на этот лайнер. Несчастливы моряки. Их всегда зовёт море. А также несчастливы все те, кто менял свою профессию. Программируешься на определённый вид деятельности, а потом все эти программы в тебе играют, да ещё на разных нотах. Работать на железной дороге становилось всё тяжелее, а тут пошли кооперативы. К кооперативам я относился очень серьёзно. В них видел зачатки цивилизованного капитализма. Я участвовал в нескольких съездах белорусских кооператоров в качестве помощника будущего президента союза кооператоров, а потом перешёл в его организацию в качестве ведущего инженера редакционно-издательского отдела, Мы издавали журнал, брошюры и листовки. Здесь я впервые увидел, как делается книга: от начала до конца. Оказалось, что мне по силам и правка, редактирование. Моим начальником стал выпускник литфака БГУ Сергей Каленик. У него к этому времени уже были публикации его стихов в сборниках "День поэзии" и статья в журнале по образованию. Я показал ему свои рассказы и посоветовался, не начать ли писать роман. Для него в этом проблемы не было. "Конечно, писать, не вижу причин, почему бы не писать, если хочется". Я начал носить ему главами.
В кооператив я перешёл с 260 рублей на 600, кроме того была ещё и халтура, многим надо сделать визитные карточки, какие-нибудь бланки и т.п. Но года через два малина стала заканчиваться, пошли трудности, надо было менять направление, на мне, кроме всего, висела ещё машина-каблучок, которую вдруг все начали зверски эксплуатировать, в основном для поездок на дачу. Началось разворовывание кооператива, появились новые люди, которые действовали очень нагло. Как жаловался мне наш сотрудник - бывший замполит минского суворовского училища и полковник в отставке: "Сволочи, занимаются любовью с переводчицей прямо на столе. Стол сломали!". Другой наш сотрудник, тоже полковник, "стреляющий замполит из Афгана" говорил мне, что он ненавидит всех этих новых капиталистов и всех бы их расстрелял. Последний месяц я не занимался полиграфией, а только всех куда-то возил, после чего позвонил своему бывшему начальнику - Главному метрологу дороги и пожаловался на жизнь. Он взял меня обратно в только что построенный вагон-лабораторию метрологии дежурным электромехаником с исполнением обязанностей проводника, когда вагон нужно перегнать на другую станцию.
Как-то главный метролог увидел, как я пишу на своей старенькой механической машинке и приказал выдать мне со склада старую электрифицированную машину "Даро-202", на которой я пишу уже пять лет. На ней же и оформлял свой роман. Как только я погряз в писанине, я понял, что не смогу уйти отсюда, пока не напишу что-нибудь большое. Я дежурю по 10 дней, потом 20 дней отгулы. Зарплата такая же как и у учителя при большой загрузке. Дома - дача и двое детей, которых хочется чему-нибудь научить: математике, физике и русскому языку. Пока пишешь большую вещь, выползают всякие рассказы, которые туда не вставишь, а просто забыть жалко. Так я написал сборник рассказов и киносценарий. Несколько рассказов прошли в одной газете, в которой я подрабатывал, а самый первый рассказ вдруг понравился редактору только что организованного журнала "Немига литературная". Он изменил его название: "Наследство", вместо "Американский дядюшка". Прежнее название притягивало мой рассказ к мировой литературе по названию одноименного французского фильма. Редактор это понял, но сказал, что это никого не взволнует, так как никто этой связи не увидит.
Четыре экземпляра романа я оформил для чтения и дальнейшей литературной обработки и понёс по редакциям. Первым делом по знакомым мне типографиям. Никого не волнует качество сочинений. Оно может быть выявлено только спустя годы. Издателя не волнует и дальнейшая судьба. Давай 5000 долларов и получай свой тираж. От 1000 экземпляров до 5000 в зависимости от от качествам работы и бумаги. За иллюстрации надо платить отдельно. Государственное издательство "Мастацкая литература" взялось рассмотреть сочинение на предмет публикации. Надежды - никакой. За год они готовят к изданию двадцать книг, но публикуют две - по госзаказу для средней школы: Пушкина или Тургенева. "Рассмотрение" же проводят для плана и отчёта.
Свободное копирование
