Письмо Мити от 16 ноября 1998 г.
Привет!
Пишу это письмо по горячим следам после поездки в Италию подавать документы на немецкую визу. На прошлой неделе стало окончательно ясно, что это можно сделать только через Италию или через Россию, но до Италии добираться ближе, да и ездить, по всей видимости, придется два раза, так как готова виза будет только через месяц-два.
В среду купил в университетском турагенстве билеты по маршруту оформляли мне их более получаса – уж больно извилистый маршрут, нормальные же люди едут через Швейцарию. Обошлось мне это всё в 270 марок – значительно меньше, чем я думал (а самолет вышел бы по крайней мере в 500 марок без вояжа Милан-Пескара).
Отправился я в четверг вечером и теоретически должен был быть в пятницу в 8:20 в Милане, а консульство немецкое работает с 9 до 12. Но в Инсбруке пришлось задержаться побольше – поезд Мюнхен-Флоренция (с миланским вагоном) опоздал на полтора часа (я так и не понял из-за чего); то есть я с пол-первого до трёх околачивался на вокзале Инсбрука – мёрз (было –3°С), но хотя бы была возможность музыку (австрийское радио) через плейер слушать.
В поезде, правда, быстро согрелся – топят сильно. Где-то на границе Италии и Австрии (в Бреннеро) в купе завалилось трое латиноамериканцев (очень индейского вида), в соседстве с которыми я и проспал почти до Милана (они сошли сразу после Брешии весьма спонтанно).
А уже на вокзале в обменном пункте я обнаружил недостачу 300 марок в кошельке – похоже, эти ребята очень ловко провернули операцию извлечения кошелька, изьятия из него 300 марок и возвращения кошелька на свое место (он был в кармане куртки, которая висела у меня над головой) – мой сон эта операция не потревожила, хотя я очень часто просыпался. Ну и вообще достаточно благородно поступили – оставили 60 марок и всё остальное.
Но, конечно, настроение мое слегка испортилось – с другой стороны, уж больно я расслабился в Германии, забыл, куда еду (а тут же в Италии затеяли процесс легализации нелегальных эмигрантов, чтобы легче было их контролировать, но срок возможности получения ими permesso di soggiorno весьма ограничен, и сейчас наблюдается поток иммигрантов в Италию из других стран Европы – легализовываться, так что и это надо было вспомнить).
Ну да ладно – проехали, к тому же 60 марок ещё осталось. И тем более я договорился встретиться в Милане с двумя девушками с нашей кафедры энзимологии, учившимися на год позже нас – Сашей Бочкаревой и Аней Красновой (Саша к тому же делала диплом в нашей лаборатории), и я надеялся на их помощь, да и потом собирался поехать в Марио Негри.
Из-за опоздания поезда времени на формальности у меня осталось немного – до консульства я добрался только к 11 часам, а работало оно до 12. Но очереди там не было, поэтому все, что надо было сделать, я успел. Документы мои приняли, теперь их должны отправить сюда в Auslanderamt, а он отправит их обратно и мне придется за визой возвращаться (через месяц-два). Теперь надо разбираться, могу ли я в моем настоящем статусе (с итальянским permesso di soggiorno) ехать в Россию и обратно из Германии.
Еще одна вещь, которая меня тревожит – настоящим местом жительства в анкете мне пришлось писать Santa Maria Imbaro – иначе вся процедура подачи прошения из Италии была бы невозможной. Теперь не знаю, не возникнут ли проблемы, если кому-нибудь вздумается запросить Марио Негри, нахожусь ли я всё ещё там или нет. Надеюсь, однако, что всё будет в порядке.
С девушками мы договорились встретиться в галерее Виторио Эммануеле II, что рядом с собором, в 12:30. Они, однако, опоздали на пол-часа, и встретились мы уже случайно, поскольку я шел звонить одной из них на работу. Опоздали они из-за забастовки транспортных служб, случившейся в этот день в Милане.
К этому моменту я уже потратил почти все свои остатки денег в основном на бюрократические формальности, так что пришлось кормиться за их счет (ладно хоть все билеты уже проплачены были). Они так и не привыкли (а находятся в Италии чуть больше месяца) к итальянской пище, поэтому мы пошли искать более-менее свободный McDonald’s по направлению от собора к центральному вокзалу (Corso Buenos-Aeres).
Погода, кстати, была для прогулок очень неплохая – солнечно и около 10°С. McDonald’s были, однако, переполнены, и мы поели пиццу, обмениваясь впечатлениями о заграничной жизни.
Девушкам Италия не нравится; в основном из-за того, что они не могут найти там хорошую компанию.
Аня работает в северном Марио Негри в Милане, и компания вокруг разбита на небольшие группы, и вместе все собираются очень редко, а одной ей куда-либо выбраться тяжеловато. Живет она тоже одна на квартире, похожей на ту, в которой жил я в Марио Негри Суд, и тоже практически в одном здании с институтом. Занимается она аналитической химией – газовой хроматографией с масс-спектрометрической детекцией, работа идет здесь ни шатко, ни валко. Зато недели две назад она ездила на сборище аналитических химиков в Кордову, и поездкой этой осталась весьма довольна.
Саша же работает в Болонье в химическом институте при Университете (тоже более аналитическая химия, чем энзимология), живет на частной квартире и тоже не имеет широкого круга общения. На выходные они обычно находятся вместе, ездили, например, во Флоренцию, собираются в Венецию, Рим, может быть, Равенну.
Итальянский они, кстати, знают весьма неплохо, впрочем, у них был весьма интенсивный курс итальянского перед поездкой, который, по их словам, очень им помог (якобы они не улучшили свой итальянский за время пребывания в Италии).
Ане платят весьма неплохо (какая-то из обменных программ – может быть, Коперник (но название я точно не помню), и за жильё ей платить не так много, а вот Саше и платят меньше (по другим каналам), и за квартиру она платит чуть ли не пол-миллиона лир. Мою зарплату в Италии они тоже признали очень маленькой, удивлялись, как можно было на такое жить.
Поевши в пиццерии, мы стали определяться с дальнейшими планами. Первоначально я хотел отправиться в Марио Негри Суд, к тому же я знал, что какая-то часть институтских в этот вечер выезжала в дискотеку рядом с Пескарой. Однако отсутствие денег меняло ситуацию.
Я позвонил в институт, где вышел на Кристиано Иуриши – нашего техника, который и сообщил мне до этого о намерении поехать на танцы. Когда же я сказал ему, что нахожусь без денег, он заохал, сказал что-то типа: «Как же ты будешь здесь без денег» – но особого желания помочь в этой ситуации (например, хотя бы встретить на вокзале в Пескаре) не выразил.
Также и Карло Чилли, с которым я говорил после, пробормотал, что он вообще-то уезжает домой (рядом с Пескарой, впрочем) и тоже не знает, как поступить в такой ситуации. После таких разговоров желание рвануть на юг у меня что-то поуменьшилось. Видно было, что не очень-то там по мне соскучились.
А вот девушки предложили альтернативное решение – поехать к Саше в Болонью, у нее там было место в квартире. В такой ситуации я без долгих колебаний принял это приглашение (вообще эта поездка немного изменила мое отношение к Италии и итальянцам, хотя и в силу весьма субъективных причин, там я впервые ощутил, что Германия теперь становится мне ближе и роднее, хотя пока это и не относится собственно к немцам – здесь у меня всё-таки преимущественно русский круг общения).
Итак, мы сначала отправились домой к Ане (дом при институте весьма далеко от центра), испытывая все прелести общественного транспорта во время забастовки, охватившей его часть. Взяли ещё и еды, чтобы не рыскать по магазинам в Болонье под момент их закрытия. В Милане в результате мы практически ничего не осмотрели (ну, собор я обошёл ещё раз ещё до встречи с девушками), разве что пробежались через крепость Castello Sforzesco уже почти в темноте.
В Болонью мы приехали весьма поздно, пока добрались до дома, было уже за десять часов, а ужинать стали ближе к двенадцати, и просидели за вином и вермутом часов до пол-третьего. Квартира, в которой Саша снимает комнату, находится в квартале новостроек (несколько советского типа) на восточной окраине Болоньи, которая ещё более напоминает СССР названиями улиц – проспект Ленина, улицы Маркса, Сальватора Альенде – чуствуется, что Болонья – весьма коммунистический город.
Хозяева тоже живут в этой квартире – это пара студентов – итальянец Фабрицио и его девушка Эстер из Венгрии. Они как раз и находились в в Венгрии в момент нашего прибытия. В холле – весьма хорошие аудио и видеосистемы, так что я посмотрел знакомое итальянское ТВ (в том числе и весьма любопытный матч "Реал"-"Сельта" – "Сельта" победила 2:1 и Карпин с Мостовым очень неплохо играли (с подачи Карпина "Сельта" победный гол забила)).
На следующее утро (собирались где-то до полудня) мы отправились на одну из ближайших гор в окрестностях (к югу, где начинаются Апеннины) Болоньи – монте Адоне. Сначала мы доехали на автобусе до местечка Пианоро в 20 километрах от центра (забавный эпизод – на одном из участков пути водитель (видимо, неопытный) пропустил поворот и практически потерялся, и весь автобус выводил его на путь истинный), а потом автостопом до ближайших подступов к горе.
Увы, не очень повезло с погодой – было холодно, ветрено и сыро, но, слава Богу, не было дождя, иначе было бы очень трудно и опасно туда добраться. На этой горе я, наверное, пол-пленки различных видов наснимал (как всегда пытаюсь взять количеством, то есть у меня по-прежнему экстенсивный подход к фотографии), некоторые на мой взгляд должны быть интересные, тем более, что на вершине там очень интересные эрозийные образования и что-то типа ущелья (и стена там практически вертикальная с одной стороны) (гора, впрочем, не такая уж и высокая – 635 метров). Там же стоит крест с книгой для записей, где расписались и мы.
Обратно тоже добирались автостопом и автобусом и дома были около семи (но до этого затаривались в местном супермаркете). Опять устроили славный ужин с вином и снова где-то до двух просидели (в основном, у телевизора, впрочем).
В воскресенье же погода была солнечная и весьма теплая – градусов двенадцать-пятнадцать. Мы опять не смогли выбраться из дому раньше полудня, а на этот раз отправились в центр – на piazza Maggiore, где я делал фото в прошлое мое пребывание в Болонье, а потом поднялись на torre Asinelli высотой 97.2 метра – самая высокая городская башня, на которую я забирался до сих пор (и не очень удобный подьем, так как башня узкая). Как обычно отснял несколько видов сверху, но видимость была не очень хорошая – марево и солнце весьма низко.
А после торре мы пошли к монастырю Сан-Лука на юго-западной окраине Болоньи. Стоит он на очень высоком холме и добирались мы дотуда более полутора часов, причем почти пол-пути под одним портиком (на улице via Saragosa), и пол-пути в гору под портиком монастырской стены. Добрались уже когда почти стемнело, поэтому хоть виды оттуда были красивейшие, не уверен, что они хорошо получились на пленке из-за низкой ее чувствительности (200).
В соборе монастыря, очень красивом и изнутри, и снаружи, шла вечерняя месса; я впервые присутствовал на католическом богослужении, и для меня было весьма любопытно, что хор в этот раз пел под гитарную музыку, не совсем похожую на традиционную церковную музыку, тем не менее очень красиво. В общем, не зря так долго шли.
В этот же вечер вернулись и хозяева, а мне надо было возвращаться в Констанц. На этот раз дорога обошлась без эксцессов (пересадка в Инсбруке около пяти часов утра, и в Линдау пришлось почти час ждать следующего поезда, на австрийской территории у Бодензее уже все горы в снегу, да и по маршруту поезда кое-где снег уже лежит), и к полудню я добрался до дома, уже отдал на печать снятую в Италии пленку (и еще около 7 фото на новой пленке в аппарате).
На работе же вроде бы ничего нового, сегодня делаю еще один Western Blotting и закончу около полуночи.
Это пока все новости.
Целую. Митя.
Моё письмо Мите от 17 ноября 1998 г.
Здравствуй, дорогой сынуля!
Спасибо за отчёт о поездке в Италию. Получил урок в поезде? Мотай на ус! А с девушками как будешь рассчитываться? Ты хоть в гости их к себе пригласил?
Германия, значит, тебе уже роднее. Ну, это нормально.
А простациклинсинтаза-то как? Очистилась хоть немного?
А у нас морозы уже ниже двадцати. Но я по-прежнему по утрам бегаю и с работы хожу пешком. Снега не подвалило, но всё в инее и очень красиво. Мама пальто себе пошила зимнее, коричневое, с коричневыми же (но более тёмными) норковыми воротником и шапкой, эдакой дамой выглядит в нём, но в морозы всё же свой песцовый полушубок носит.
В университете со следующей недели будет работать аттестационная комиссия из министерства образования (ежепятилетняя аттестация вуза очередная), начальство волнуется и требует, чтобы все бумажки были в порядке, а их прорва всяких, короче - ждём-с!
Целуем. Папа, мама.
Письмо Юры Коренькова от 23 ноября 1998 года Дорогой Саша!
Поздравляем с днем рождения. Желаем здоровья, ну и всего, чего бы сам себе пожелал. Надеемся, что тебе не до скуки и пусть так будет всегда!
Мы тут копошимся с Андрюшкиными делами. Нина оформила опекунство. Сам он сейчас в санатории по бесплатной путевке, в Светлогорске. В конце недели 40 дней. Нужно организовывать очередной стол. Ее сослуживцы весьма педантичны в соблюдении этих правил. Мама моя чувствует себя сносно, иногда даже выходит на улицу, за хлебом.
Зима! Неделю стоят холода более -10. Все подмерзло.
Народ выживает, как может, с деньгами туго и требовать напряженной работы нет никакого права. Вот так и живем.
Всем привет, Сашуле особый. Кореньков.
Мой ответ Коренькову от того же числа
Спасибо, Юра, большое!
У нас без изменений, трудимся по-маленьку. Может, в Калининград выберемся на Новый год, если Митя туда приедет, а это зависит от оформления его немецкой визы в Италии, куда он недавно ездил за этим делом. А в поезде ночью его индейцы какие-то обокрали (слава Богу, документы не тронули и немного денег оставили), так его там русские девушки из МГУ (с его же кафедры, но помладше) утешали - в Болонью возили (из Милана), поили, кормили. А научная его деятельность в Германии, по его словам, грозит аннулировать результаты трёхлетней работы по его направлению в ихней лаборатории.
У нас морозы давно, но снегу было мало, и лыжный сезон я открыл только вчера. А сейчас оттепель.
Всем привет от меня и Сашули, а Нине поцелуй.
Саша.
Письмо Мити от 23 ноября 1998 г.
Привет!
На выходных времени на письмо не было – после двух уикендов в разьездах решил себе устроить более длинную рабочую неделю. С другой стороны, расписание было всю неделю, а в особенности в ее конце, весьма рваное. Так, в среду лег спать только в четыре после дня рождения у одного из наших – Димки Морозова, а с четверга на пятницу проспал 14 часов – накопилась усталость после двух поездок, когда тоже толком не спал, да и здесь обычно больше шести часов не спишь. Так что в пятницу, например, я работал совсем мало, а вот в субботу, наоборот, с утра до поздней ночи почти без перерыва. В воскресенье же немного в более спокойном режиме – с 11 до 7 вечера.
Работа сейчас идет весьма интенсивная – гоняю электрофорезы и вестерны практически каждый день. В основном это связано с проверкой реакции различных антител с исследуемым мною белком – простациклинсинтазой. В процессе этих проб выплыла довольно странная вещь, которая, если подтвердится, может поставить под сомнение результаты работы почти всей лаборатории за последние три года.
Весьма сложно объяснить суть, но в целом это выглядит так: коронная теория, разрабатываемая группой Ульриха, состоит в том, что простациклинсинтаза инактивируется в клетках под действием пероксинитрита (одно из соединений с активным азотом – ONOO), и механизм этой инактивации – нитрование простациклинсинтазы по тирозину (то есть нитруется один из тирозинов (тирозин – аминокислота, то есть составная едининца простациклинсинтазы; их (аминокислот) в простациклинсинтазе 500, а собственно тирозинов 17)).
Собственно, задача Патрика Шмидта (и в какой-то степени и моя задача тоже) и состоит в идентификации (то есть в определении позиции) этого нитруемого тирозина.
Одним из критериев, по которому было показано (большая часть работы была сделана Мингом – китайским постдоком, работающим здесь с 1995 года), что простациклинсинтаза нитруется, была позитивная реакция с антинитротирозиновым антителом на вестерн блоттинге (когда смесь белков из ткани (в данном случае аорты быков) разделяют по молекулярным массам с помощью электрофореза в геле, потом эти разделенные белки переносят на нитроцеллюлозную мембрану и эту мембрану инкубируют с очень специфичным антителом (которое должно взаимодействовать и таким образом также сорбироваться на мембране только с белком in question), а потом соответствующим образом детектируют позицию этого антитела и идентифицируют исследуемый белок).
В данном случае одно антитело должно определять позиции (в геле и на мембране после электрофореза и переноса, соответственно) всех белков, содержащих нитротирозин, а другое антитело – собственно простациклинсинтазу. Если позиции совпадают, то можно сказать, что простациклинсинтаза нитруется.
Минг утверждал, что так оно и есть на самом деле. Работы, основанные на этой теории, были опубликованы, и сейчас около трех статей все по той же тематике готовится к публикации.
Но в то же время, по крайней мере, один человек, а именно, Мартин Мёлль, утверждал, что все не так очевидно с этим нитрованием. По крайней мере, Мартин утверждал, что в его руках нет по- настоящему разницы в сигнале от простациклинсинтазы, обработанной пероксинитритом и не обработанной (которая не должна была нитроваться in vitro). Но по-настоящему он свою точку зрения отстоять пред шефом не смог, и поэтому он сам официально признавал результаты работ Минга.
Я тоже не подвергал сомнению то, что простациклинсинтаза нитруется пероксинитритом, поскольку занимался немного другими вещами. Но тут Ульриху пришла в голову идея (точнее, это была идея Мартина, но Ульрих ее поддержал) очищать простациклинсинтазу (нитрованную) на хроматографической колонне с иммобилизованым антителом к нитротирозину. В то же время Мартин сделал новые антинитротирозиновые антитела, которые и хотели использовать в колонне.
Но сначала надо было проверить, как эти антитела ведут себя в вестерн блоттинге, чем я и занялся. Эти тела давали очень сильный сигнал с позитивным контролем (нитрованный альбумин), но, как ни странно, никакого сигнала в ответ на простациклинсинтазу, обработанную пероксинитритом.
Потом я проверил, как с теми же образцами реагирует антитело, которое использует Минг. В отличие от антитела, сделанного Мартином, это антитело давало два позитивных сигнала в области, где находится и простациклинсинтаза. Однако, этот сигнал был одинаков для нитрованных и не нитрованных образцов (как было и у Мартина), и, что было еще более поразительно, вообще не относился к простациклинсинтазе, а шел от белка, очень близкого к ней по молекулярной массе (но от нее отличного). Разница на самом деле очень небольшая, и если разрешение на геле невелико, то ее можно и не заметить. Поэтому, возможно, Минг принимал за простациклинсинтазу этот очень близкий по массе белок.
На прошлой неделе я повторил этот эксперимент с абсолютно теми же результатами, но до сих пор еще не могу делать определенные выводы, поскольку мое утверждение может быть очень сильным, и оно делает бессмысленной работу Патрика (и мою тоже) – как можно идентифицировать то, чего нет вообще (кстати, белок, реагирующий с антинитротирозиновым антителом, теряется в процессе очистки простациклинсинтазы).
Сначала я думал, что получу достаточно результатов, чтобы выступить с ними на семинаре в этот четверг, но, похоже, их будет недостаточно и придется отложить это еще на неделю.
Ну, а помимо работы, неделя была практически ничем не примечательна, разве что была birthday party в среду (с песнями и танцами), в конце недели большая группа иностранных студентов ездила на экскурсию в Мюнхен, но у меня не было на это времени.
Тут очень холодно по здешним меркам - -2-5°C, но переносится вполне нормально, а снега до сих пор не было (то есть он падал, но не ложился, а вот в Мюнхене, говорят, снегу много).
Это пока все новости.
Целую. Митя.
Моё письмо Мите от 24 ноября 1998 г.
Здравствуй, дорогой сынуля!
Даже и не знаю, чем тебе помочь с твоей простациклинсинтазой. Может, и не в ней самой дело, а в антителах? Не те сигналы подают. А может, и в самом деле не нитруется, зараза? Кстати, а почему и для чего это важно выяснить - инактивируется ли простациклинсинтаза в клетках под действием пероксинитрита или нет? Нам с мамой ведь очень интересно знать и понимать, чем ты занимаешься, так что ты уж снизойди, пожалуйста, до популярных разъяснений.
Между прочим, изложение научной проблемы языком, понятным неспециалисту, это штука весьма полезная не только для неспециалиста, но и для специалиста тоже. В любом случае, не ленись писать про работу - нам это очень интересно.
Ну, а я вот справил "юбилей", перевалил очередной рубеж. На кафедре собирались в пятницу, поскольку в понедельник комиссия, о которой я тебе писал, начинала работу, тут уж не до пьянок. А вчера дома собрались привычные гости - Града, Татьяна Хвиюзова и Власков с Боголюбовым. По телефону меня кроме тебя поздравили Бургвицы, Бирюковы, Ирина, дядя Жора Пронько (из Брюсселя, а Андрюшка в Финляндии сейчас), Шагимуратовы, Марья Степановна Сухоиваненко; по е-мэйлу Кореньков, Серёжа Лебле и Матиас; бабуля Тоня прислала открыточку, а из Протвино телеграмму зачитали по телефону, подписанную Люба, Мила, Жора, Павел (хотя Жора в Брюсселе).
У Боголюбова трагедия в семье - покончил с собой дружок их дочки Маши, Денис, симпатичный парень, мы его видели на свадьбе сына Боголюбова, Данилы. Денис был женат, собирался разводиться, чтобы жениться на Маше. Более никаких подробностей пока не знаю.
Кореньковы тоже пережили горе: умерла Татьяна, младшая сестра тёти Нины от рака челюсти, пацана её они к себе забрали.
А сегодня Галину Старовойтову хоронят, расстрелянную в ночь с пятницы на субботу. Искать убийц будут ФСБэшники, а по ОРТ у Доренко их коллеги рассказывают, как начальство им заказывало убийство Березовского. А шеф ФСБ оправдывается таким образом: да это они сами своему начальству предлагали незаконные методы. В стране беспредел.
На Кубани прошли местные выборы, там 80% голосов собрали сторонники красного губернатора Кондратенко, открытого антисемита. В Питере криминалитет вовсю в законодательное собрание баллотируется.
Боря Ельцин опять приболел - пневмония. А это чревато...
Вот такие пироги тут у нас. Родина-мать.
Целуем тебя, сынуля. И беспокоимся за твой не очень-то здоровый образ жизни. Где режим, физкультура, свежий воздух, регулярное питание?
Папа, мама.
Письмо Серёжи Лебле от 23 ноября 1998 г.
Drogi Przyjaczole,
Querido amigo,
Primi nashi posdravlenia, ne prinimaja blizko k serdcu vozrosshij opyt i rost kruga obiazannostej. Poslednee mne tak blizko...
Proshedshej nochju muchitelno vspominal, kakoe segodnia chislo, provoronil ili net tvoj den rozdenia... Tak i ne osilil. Odnako okazalos, vnutrennie chasy ne podveli.
Dumaju, chto by tebe podarit? Sobstvennye sochinenija? - One nie za bardzo czekawy..
Posylaju chuzhoe stihotvorenie i photo vnukov.
Pishi, pozalujsta, jesli est faily togo , nad chem rabotajesh (ili opublikoval) , posylaj pochtoj el., tvoi temy lezat v kruge moich interesov.
Moi naisedechnye pozelanija tebe i Sashule, podtverdi poluchenie, please,
Jose de Espronceda
Canto del cosaco
Donde sienta mi caballo los pies
no vuelve a nacer yerba.
Palabras de Atila.
!Hurra, cosacos del desierto! !Hurra!
La Europa os brinda eslendido botin:
sangrienta charca sus campin'as sean,
de los grajos su ejercito festin.
Sergei
Свободное копирование
