ДНЕВНИК СУДОВОГО ВРАЧА (в двух частях)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: «НАЧАЛО»
1.
Засыпая, подумал: «Будет освидетельствование…» И точно: в половине второго - звонок, и в трубке раздраженно-спокойный голос капитана с просьбой-приказом явиться к нему. «Кто же на этот раз залетел?», думаю, спешно одеваясь. Уже давно был первый – матрос, я отметил его в журнале. Потом проверялся стармех, затем – радист, и вот теперь опять, слава Богу, матрос. Сажусь с ним рядом на диван, щупаю пульс, машинально фиксирую бегающие красноватые глаза, ощущаю изо рта сивушный запах… Однако, мало ли что покажется, я стараюсь быстро скрыться, забыть эти неприятные минуты пособничества начальству. Через два дня читаю приказ на доске объявлений, где меня отмечают за качественное освидетельствование. Я становлюсь псом. И капитанский террор продолжается.
Когда я, впервые оказавшийся в рейсе после двадцатилетнего врачебного стажа, услышал шелестящее про капитана «хороший-хороший», обрадовался. Но после все более приходил в уныние – таким гадким и неприятным оказался этот командующий на мостике. Сейчас-то я знаю, что каким бы ни был капитан, с ним конфликтовать не стоит. А тогда не знал. Впрочем, я его понимал, но вот другие – нет. У кэпа оказалась «торпеда» - вшитая ампула в теле, один из способов лечения от алкоголизма. Узнал я об этом случайно, но достоверно. Отсюда были все его выходки, даже странности в поведении. Он почти не спал, всего пару часов в сутки, зато ловил матросов и всех, кого мог заподозрить в том, что тот пропустил стаканчик. Команда в семьдесят человек была почти вся новая, поскольку у него никто не задерживался.
Старый костяк состоял лишь из нескольких человек, самых нужных и важных на корабле – старшего механика, шеф-повара, рефмеханика (бессменного и послушного предсудкома) и начальника радиостанции. Капитан и судового дока (т.е. доктора) хотел взять из своих прежних кадров, но тот вовремя улизнул на другое судно. Понятно, почему капитан намеревался использовать меня в своих интересах. Он старался, чтобы на всех на судне был какой-нибудь компромат. Статей об увольнении за прогулы и пьянство никто не отменял, это служило средством подчинения и устрашения. Выговоры копились в папке, с их помощью можно было при общем безмолвии творить беззаконные финансовые дела, продавать топливо, урезать в свою пользу культмассовые деньги, оббирать провизионки.
Второй месяц капитан держал меня в своих «бульдогах», чтоб «на законных основаниях» чинить расследования. Создавалось впечатление, что функции судового врача состоят только в том, чтобы освидетельствовать пьяные залеты команды. Ведь шел я на неведомую работу даже с некоторой опаской оплошать: иглодержатель хранил как зеницу ока, бинтов набрал, антибиотиками запасся, лекарствами от малярии. А на судне вместо болезней – сплошная пьянь.
Все на пьянстве попадались, кроме старпома. Он один был «чист», потому что не страдал, запоями. Он-то и уличил капитана в нечистых делах по камбузной части. У старпома с кэпом шла холодная война. Кэп его ловил, а старпом не попадался. У капитана неплохо работали осведомители, однако, старпом был неуязвим. Но вот однажды утром, в День рыбака, я был вызван в каюту капитана, где уже собрался весь комсостав, а перед кэпом на стуле, в стороне от всех, старпом – как подсудимый. Меня просят освидетельствовать его. Я растерялся: ведь мы со старпомом вместе чаевничали, парились в сауне, смотрели видик, говорили «за жизнь». Я от освидетельствования отказался, вызвав бешенство у капитана. Старпом, однако, признался сам, что принял «сто граммов», что его угостили матросы, когда он поздравлял их с праздником. Некстати напомнил и про темные дела на камбузе. Капитан, захлебнувшись, перешел на фальцет. Участь старпома была решена: списание в пассажиры.
