22 октября
24 [версты] — Батамай, 20 в.— Мугурьяринская, 25 в.— Махтуя.
Между Салдыкоем и Батамаем.
Дорога бором. Мимо мелькают красные стволы стройных сосен. Снег опушил их,—лежит пучками на густой зелени. Слева кой-где меж стволов чернеет крутой горный берег Лены.
Впереди, у дороги курится дымок. Под'езжаем. На куче наломанных сосновых веток лежит человек. В головах небольшая сумка. Глаза закрыты,— поза изнеможенного тяжелым путем человека.
Этот роздых среди снегов у струйки дыма в лесу, в 11-ти верстах от деревни производит странное впечатление.
— Это что за человек? — спрашиваю я.
— Это? С приисков надо быть. Третьего дня, помню у нас ночевал. Вот доколе дошел.
— Что ты? Ведь тут от вас всего 11 в.
— Верно, 11. Да вишь тихо идет. Увечный. Ноги эво-как раскорячены.
— А далеко-ли идти то ему?
— Не знаю,— кака-то Манзурская волость.
Не менее 1000 в.!.. А он идет верст по 6 в сутки.
— Вот оно золото чего делает. Надо быть в забое ушибло, али от воды ноги отнялись,— равнодушно говорит ямщик.— У нас он и ночевал-то; хотел дрова рубить, да не рубил... {Против данного абзаца, на полях, позднейшим почерком пометка В. Г.: "Золото."}
Мы давно уже уехали, но перед моими глазами все еще мерещилась между стволами синяя струйка дыма и эта темная фигура обреченного на скорую гибель человека... Так гибнет на морозе отсталая, обессилевшая птица, тоскливо следящая взором за свободным полетом своих вольных товарищей, между тем, как кругом видны предвестники грозной зимы.
— Еще ладно ему: тепло ноне стоит долго. Хватит мороз — живо замерзнет право,— комментирует ямщик, растирая на ладони листок махорки... {Этот эпизод является одним из основных моментов в рассказе "Мороз".}
Свободное копирование
