1884 год
Из Якутска мы выехали 23-го к вечеру {Из дальнейшего ясно, что число относится к сентябрю.}. Между Титаринской станцией и Батамаем путешествие в лодке на веслах. Переправлялись на правый берег Лены и там я рисовал (скалистый берег). Ранее на правом берегу — Тойонарымская станция — в пади между каменными уступами, стоящими сплошной стеною. Вверху — возвышенная равнина и кое-где на самом краю каменной стремнины виднеются изгороди пашен. В некоторых местах камни расступаются, образуя узкие пади, со всех сторон сжатые скалами. Весенние потоки нанесли сюда чернозему и зеленеет трава. В таких падях ютятся якутские юртешки, а порой и домик поселенца. Но видно трудно дается здесь борьба с суровой природой. В одной из таких падей ямщик указал нам пепелище. Несколько лет назад здесь была "заимка" поселенца-поляка Скупчинского. Поляки вообще являются здесь любителями земледелия. Пан Скупчинский вспахал склоны гор, нагородил изгородей и стал сеять. Каковы были плоды этих усиленных трудов,— видно из того, что, побившись несколько лет, пан Скупчинский зажег свою юрту, порубил изгороди и побросал их в огонь, а сам ушел на прииска. Теперь на его пепелище якут воткнул колья своей незатейливой юрты и его коровы щиплют траву на брошенных пашнях поляка {Эпизод этот послужил материалом для II гл. рассказа "Государевы ямщики" (т. XI наст, издания).}.
Ат-Даванская станция стоит на высоком берегу. Узкая тропинка, извиваясь между камнями, ведет с берега на гору, к станку. Зимой нет в'езда к станку и коней приводят и запрягают на берегу. Незнакомый с этими местами человек мог бы проехать мимо и не подозревая, что саженях в десяти над ним находится целая деревня. Только один крест, стоящий на краю могилы, склонился над стремниной, да на берегу угрюмой Лены бьет прибоем две-три лодочки, причалы которых завалены камнями, так как в каменную почву нельзя вбить кола, чтобы привязывать лодку.
На ст. Мархачанской начинается Олекминский округ. Мархачанцы, говорят, отказали землемеру "в стакане молока" (полагать надо молоко тут — метафора) и поэтому он написал им 26 (кажется) верст, между тем как настоящее расстояние тут более 30-ти. Тоже можно сказать и о расстоянии между Чекурским ст. и Русской Речкой, где расстояние обозначено 31 1/2в., между тем как мы ехали этот станок порядочной рысью — более 5-ти часов. Тут я потерял свою книжку с рисунками {В этой книжке В. Г. подробно записывал впечатления обратного пути, условия жизни якутов, зарисовывал, иногда на сильном морозе, сибирские виды. После он не мог уже восстановить эти записи и сильно жалел о пропаже книжки. Об этом эпизоде см. т. IV гл. XXXVI "Ист. Моего Совр."}.
На ст. Наманинской писарь Стукальский дал письмо родственникам в Томск.
Около границы Олекм. и Якутск. окр. на пространстве нескольких станков,— вовсе нет якутов. Гористые берега не представляют удобных мест даже для якутов, поэтому правый и левый берег Лены представляют пустыни. Вдали — бродят лишь таежные тунгусы (орочоны). Тем не менее — на станках здесь население живет несколько лучше, чем в других местах, так как среди этих гор и падей они единственные хозяева и потому земли и покосов у них все же несколько больше, чем в других, занятых якутами, местах. Здесь и постройки лучше, и нравы русского населения, язык, даже наружность — сохранились неприкосновенными.
За то за ст. Наманинской мы увидели уже целое поселение якутов, первое в этом роде, какие мне пришлось видеть. Это деревня Харо. Здесь якуты живут не в юртах, а в амбарах, {В избах.} при них не видно хоттонов {Хоттоном называется отделение при юрте для скота.}, есть даже небольшая церковка; виднеется много пашен. Вообще якуты здесь очевидно перешли к оседлому быту, оставили скотоводство, как главное занятие, держат более лошадей, чем рогатого скота и занимаются земледелием, а также поставками на прииска.
На последнем станке перед Олекмой — Солянке — курьезный спор ямщиков, в результате которого нам дают 4 лошади с 4-мя санями и двумя проводниками. Хоть это и неудобно для них и для нас, но так оно выходит по очереди!
4 Октября прибыли в Олекму.
