После конфликта с московскими чиновниками я потерял работу и красавец кыпчак, печальный умница, эрудит и поэт Олжас Сулейменов, ставший председателем Госкино Казахской ССР, дал мне возможность снимать на "Казахфильме".
Я принес сценарий "Нужна собака-поводырь" о подготовке собаки для слепого. Она должна самостоятельно принимать решения и быть доброй — ведь от нее зависит жизнь человека. Инструктор долго гуляет со щенком, беседует, рассказывает об устройстве мира — любовь и гармония управляют Вселенной. И собака все понимает и верит ему.
Как-то они случайно оказываются рядом с питомником, где дрессируют служебно-сторожевых собак и учат их рвать людей.
Так собака-поводырь — шотландская овчарка колли — впервые сталкивается с немецкими овчарками. У нее начинается глубокая депрессия. Она разочарована в жизни. Все оказалось не так. Инструктор терпеливо объясняет, что наряду с добром существует зло. Надо иметь силы противостоять.
Боря Жеребко попросил меня, чтобы я взял его редактором на картину. Из научно-популярного кино (на профессиональном жаргоне «болты в томате») это был шанс прорваться в художественное.
Я согласился – ну конечно, Боря...
Я чувствовал к нему симпатию — может быть потому, что когда-то ему помог. И еще: мы — ВГИКовцы. Кинематографисты … Да ... мы...
Несколько лет на своей камере «Аррифлекс» я снимал фильм. Кончились деньги, пришлось самому оплачивать и пленку, и проявку. Со мной работал Турсун Бейсенов, режиссер.
Олжаса сняли с работы. Он был для них слишком слишком умен и интеллигентен. Его книга "АЗ и Я" была изъята и уничтожена: свободомыслия ему не могли простить. Времена становились все более неопределенными, Политбюро усердно закручивало гайки и крутило их, пока не сорвало резьбу.
Я поставил в монтажной раскладушку и ночами монтировал материал, не думая, что будет дальше. Часть за частью выстраивался фильм. Сделали сведение звука, рабочая копия была готова к сдаче на двух пленках – изо {изображение} и фонограмма.
Был назначен день показа. В зал набилось битком народа. Просмотр прошел в полной тишине. Люди молча выходили из зала, опустив глаза.
После просмотра мы остались втроем - я, Бейсенов и Жеребко.
- Н-ну, что тебе сказать... — сказал Боря и замолчал.
На верхней губе выступили капельки пота, он поправлял очки и сильно волновался. Потом посмотрел на меня и сказал:
- Это гениальное кино. Завтра можно везти на любой фестиваль, и это будет фурор. Такого еще не было. Для Казахстана это может стать национальной гордостью. Это - мировой класс. Но завтра с утра я пойду на прием к председателю Госкино и скажу, что это антисоветский фильм и его надо уничтожить. Никто не должен его видеть. Если я этого не сделаю, я потеряю работу. Я знаю, что это подлость, но у меня семья, маленький ребенок, и я должен их кормить.
- Хорошо, – сказал я. – Делай то, что считаешь нужным. У каждого свои представления о долге. Какое это имеет значение?
Он так и сделал, Боря Жеребко. С капельками пота на верхней губе. Он очень боялся.
Фильм закрыли, рабочую копию уничтожили, материал арестовали – даже не поленились отправить к Турсуну домой местных пинкертонов и, пригрозив лишить работы и уморить голодом семейство, забрали негатив.
Прошло много лет. До меня дошли слухи, что Турсун Бейсенов из уцелевших пленок что-то собрал, из остатков нашего кино...
Я не раз с тех пор спрашивал себя: - Поумнел? М-м-м?
Смотрел в зеркало и с улыбкой качал седой головой.