Я снимал на “Мосфильме” (по заказу Совинфильма) музыкальный фильм “Русская балалайка” для Манфреда Дурниока – очаровательного хозяина берлинской студии, делавшей продукцию для канала ЦДФ телевидения ФРГ.
Мы с Олегом Видовым поехали на съемки на Соловецкие осторова на Белом море. Мы старались держаться вместе, понимая, что ничего хорошего ждать не приходится. На Соловках в день нашего приезда косатка утащила с бакенов, трех мужиков, которые там сидели с удочками. Пока граждане услышали крики и столкнули в воду тяжелую лодку, все было кончено.
Я снимал панораму покрытого прекрасной осенней листвой острова, забравшись на самую высокую точку – на купол заброшенной колокольни, крытый резными деревянными плашками. Олег, высунув руку в маленькое окошко, держал меня сзади за брючный ремень. Неожиданно, почерневшая деревяшка из которых была сделана крыша, оторвалась у меня под ногой и я чуть не загремел с камерой в руках и щелочным аккумулятором за спиной с этой колокольни и в полете даже не чирикнул бы, но Олег быстро втащил меня обратно в окно.
Нам устроили экскурсию по монастырю и показали кельи с метровыми стенами, куда большевики набивали привезенных на остров мужчин и женщин. Набивали так, что люди могли только стоять. Раз в неделю, по средам, открывали кованые двери и вытаскивали трупы. Еще были живы местные жители, свидетели этих зверств и они неторопливо, без эмоций это рассказывали. Добро пожаловать в СЛОН – соловецкий лагерь особого назначения. Преступники. Садисты.
В день нападения на Афганистан, я предупредил руководство Студии, что в знак протеста против этой войны, прекращаю работу и закрываю собственный фильм по собственному сценарию. Через 15 минут об этом знали в отделе культуры ЦК КПСС, где тогда сидели Камшалов и Черноуцан и откуда нам прислали Ермаша – нашего министра.
Через 20 минут меня вызвали к зам. генерального директора Студии - обаятельному Олегу Агафонову, с которым мы были дружны. Я зашел в его кабинет и на его вопрос “зачем я это сделал?” я сказал, что старые маразматики втащили страну в очередную преступную авантюру и теперь там будут погибать вчерашние школьники и нищие афганские крестьяне.
Олег по-дружески попросил меня закончить фильм – это была плановая единица и, в случае несдачи, 5000 человек лишались годовой премии. Совинфильму тоже светила большая неустойка продюсеру из Германии, который терял контракт с ЦДФ.
Подводить этих людей я не хотел. Я согласился остаться на картине оператором, при условии, если режиссером назначат Андрея Разумоваского, женатого на моей сокурснице, актрисе, Наде Репиной. За день до этого я встретил на Студии Андрея и он мне пожаловался, что давно нет работы, нечем кормить семью. Во ВГИКе он учился на параллельном курсе и мы хорошо знали друг друга. Его отец был заместителем директора то ли на ЦСДФ то ли на Центрнаучфильме (“Научпопе”), точно не помню. Агафонов попробовал отговорить меня от привлечения Андрея, что-то имея ввиду и явно недоговаривая, но я настоял на своем. Его в тот же день вызвали и мы начали работать вместе. Вскоре я почувствовал, что у нас есть значительные разногласия и предложил разделить фильм на части и каждому работать самостоятельно. Он согласился. Через какое-то время я принес ему смонтированные эпизоды, в том числе снятые на Соловках. Он показал свой материал. Мы снимали на дорогой французской пленке, которая была буквально на вес золота. То, что показал мне Андрей было, по моему мнению, очень далеко от того, что хотел получить Манфред (продюсер), который мне изначально все объяснил и с которым мы договорились о деталях. Андрей с ним не встречался.
Фильм был запущен в объединении у Данелии, директором объединения был Карен Агаджанов. Я решил зайти к нему и посоветоваться – что делать? Все однозначно шло к скандалу. Агаджанов предложил мне встретиться на следующий день у него с Андреем и моим редактором Володей Свиридовым – хорошим открытым, веселым парнем, русаком кавказского розлива.
Свободное копирование
