25. Август. Сенокос.
-Что Лексею Мягкову не смеяться, - ворчал дед перед началом сенокоса в личные хозяйства, - весь Запруд его, коси, не хочу…
-Не завидуй, каждый год все накашивают, - возражала бабка. – Делили бы без шума, везде покос одинаковый. А вам бы только покричать да посодомиться.
-Ну, и это тож, - усмехался дед, - жребий он дурак, а посодомишься, все веселей станет.
Сход собирали у того же Галкина дома: там и лавочка удобная, и пятачок вытоптан приличный. Сначала прикидывали, с каких лугов разрешено косить в свои дворы, кто за кем по очереди будет лошадь брать, с какого участка начать ставить вешки. Бабка права: крику было на всю деревню, и больше так, не по сути дела, а по традиции.
Решив, с чего начинать, шли на место. Мерили планкой ширину покоса, делили на число хозяйств, кидали жребий, ставили тычки с фамилиями. Тут Иванов, тут Галкин, тут Морозов. Опять кричали, хоть вроде уже и повода не было, но не молчком же дело делать! Наутро по росе начиналось веселье. Рядами, друг за другом шли косцы, клали валки ровно, навыхвалку – чей лучше, звенели бруски о косы…
Балагурили, после работы сидели в теньке отдыхали, пили холодный квас.
Через час-полтора приходили бабы, разбивали валки: пока суть да дело, нечего время вести, солнце жаркое, трава подвянет, полусухой-то много легче на гумно везти.
Сена косили много, особенно те, у кого была корова. Хорошо, если погода стояла сухая, а если дождь? Не успел сметать в копешки, начинай сушку сначала. Иной раз и дождик-то пройдет невелик, а сено вымочит, значит, насмарку вся дневная работа.
Следить за небом во время сенокоса было одной из основных бабкиных забот.
-Засинивается, Леша, - озабоченно докладывала она сыну, - пойдемте, хоть большое сохватаем, постеля-то больно нынче велика.
Быстро «сохватать» подсохшее сено можно было только в том случае, если оно было уже доставлено к дому и лежало на гумне. Поэтому было крайне важно как можно скорее перевезти его с поля, но хозяйств в деревне немало, а лошадь брали по очереди. Воз навивали вилами как можно больше, чтоб зараз увезти весь укос. Бабушка всегда стояла на возу сверху, потому что никто ровнее ее не мог разложить траву по телеге, плотнее умять. Потом меня поднимали к ней наверх, и мы ехали так до самого гумна. Можно было лежать на возу и смотреть на синее бездонное небо, а можно и сидеть, покачиваясь в такт шагам лошади. Мимо неспешно плывут родные места: поля и лес, пруд и овины. А вот уж и «коромысло» Фефелова, и крыши домов в мареве полуденного солнца, и конюшня с распахнутой настежь дверью…
Дорога кончалась, и бабка сворачивала к гумну, прямо по лугу.
-Держись, Светочка, подъезжаем, - осторожно правя лошадь вожжами, озабоченно говорила она, - только бы воз не завалить на шишибрах.
Бабкин воз никогда не заваливался. Благополучно доехав до места, сено сгружали в кучи. Если до вечера было далеко, кучи разваливали для подсушки; если нет, оставляли так до утра. А уж там не зевай: как сойдет роса - развали, два раза перешевели, потом сгребай и на место – в сенной сарай.
Сушили сено все члены семьи, даже старая прабабка. У меня были свои грабельки, и мне очень нравилось участвовать в общем деле. Выкашивали все, даже осоку возле пруда, потому что и это грубое сено вполне годилось для коровы. Зима длинная, кормов лишних не бывало, все уходило в дело.
Как было здорово поваляться в сарае на свежем сене! Взрослые иногда даже спали там - и приятно, и не так жарко, как в доме.
Не за горами был сентябрь, горячая пора уборки урожая. Бабушка уже запасалась можжевельником – запаривать кадушки, вычищала погреб после остатков снега, готовила в подполье место под картошку.
Свободное копирование
