Наша компания после распределения распалась. Игорь Шляпин попал в Теплоэнергопроект, который находился рядом с МИСИ, и проработал в нем до пенсии. Виктор Харитонов, под покровительством родственника, попал на строительство военных объектов морского флота и отбыл на место назначения в морской форме, которая ему очень шла, Ивановский распределился по предварительному договору в Гипротеатр. Когда ребята ему сказали о моем распределении, он рассмеялся:
«У нее такой мощный отец, он все сделает».
Мне придется сделать некоторое отступление и объяснить, что собственно произошло. Все дело было в Ивановском. На наш курс он пришел не сразу. Он прерывал занятия из-за операции по восстановлению подвижности пальцев руки после ранения в Карпатах во время войны. Он прошел войну, был старше нас лет на пять и соответствовал идеалу любой послевоенной девчонки. Помню монолог Люды:
«Он не в гимнастерке, а в хорошем костюме. Носит два ордена – «Красной звезды» и «Отечественной войны». Когда здоровается с дамами, низко кланяется, уступает место».
С первых дней, как жители самого центра Москвы, Ивановский общался со Шляпиным и Харитоновым. Мы тогда жили в Измайлово. Наше знакомство с Ивановским произошло после его странной просьбы срочно привезти какие-то старые чертежи и именно в воскресенье. Встречу мы назначили у метро Измайловская. Для этого мне пришлось проехать восемнадцать остановок на трамвае, а он приехал из центра на метро. Я пришла раньше его, и он мне сделал выговор, что девушка не должна приходить на встречу раньше мужчины. Это оказалось нашим первым свиданием.
Нас сблизило то, что мы хотели учиться и учиться хорошо. Мы стали вместе заниматься, и это было необычайно продуктивно. Вместе сдавали экзамены, подсказывали друг другу. С ним я чувствовала себя защищенной, как позже оказалось, совершенно напрасно.
Некоторые предметы были нам не по зубам, никакие учебники не помогали. В одном из них был задействован почти весь греческий алфавит, а экзамен принимал сам автор учебника академик Власов. Академик любил женщин и не стеснялся положить руку на коленку беззащитной девушке, но у меня был защитник, и Ивановский сказал при всех:
«Викторовна, я тебя знаю, ты можешь нагрубить Власову, не делай этого, и я хоть и очень ревнивый, разрешу ему подержаться за резинку от чулка».
На экзамене Ивановский заморочил Власову голову: он задавал академику вопросы, а потом в восторге бил себя по лбу, когда Власов ему объяснял. Все закончилось благополучно. На лекциях мы сидели вместе, и если не успевали записывать, то я доставала лекции у старших курсов.
Кроме Нины Дорошкевич, никто из нашей группы ничего не знал ни о нашей семье, ни о наших родственниках, погибших в блокаду, ни о разоренной квартире, ни о Сталинграде.
Мы прожили с Ивановским два года. В какой-то момент собирались пожениться, но и его, и моя семья были категорически против. Его семья считала, что мы купаемся в незаслуженных благах, а моя мама была в полном ужасе от самомнения Ивановского. Чем ближе был диплом, тем больше портились наши отношения. Последнюю точку поставил сам Ивановский, когда сказал мне, что не собирается на мне жениться, хотя и не против по-прежнему жить вместе, поскольку не хочет иметь ничего общего с моей семьей. Я возмутилась, напомнила ему, что он обещал мне семью и детей. Ян был оскорблен, что я не согласилась на его условия, и ушел. Все это произошло во время практики перед дипломом.
Мне было больно и обидно, я глупо надеялась, что все еще наладится. Но дело осложнилось тем, что среди друзей семьи Ивановского было несколько высокопоставленных врагов моего отца. Мой отец нажил себе врагов еще в Сталинграде, когда, как и обещал, после восстановления металлургического завода отпустил инженеров домой, в Ленинград. Партийное начальство было в ярости, они хотели, чтобы инженеры остались и построили еще один завод, а еще лучше – остались бы в Сталинграде навсегда. Сами они, меж тем, при первой возможности отбыли в Москву. Когда стало известно, что папа проигнорировал распоряжение начальства, второй орден Ленина, который должны были вручить, отозвали, а в личном деле появилась соответствующая пометка.
Мое распределение было отличной возможностью расквитаться с нами обоими. Папа ничем не смог мне помочь. После первого месяца на Лубянке я поняла, что никогда Ивановскому этого не прощу.
Мне пришлось проработать в системе два года до смерти Сталина. Несмотря на то, что вся эта история сильно испортила мне жизнь, за это время я сумела познакомиться с замечательными людьми, но об этом я расскажу позже.
А Ивановский так никогда и не женился. Только переплывал от одной дамы к другой, пока окончательно не вернулся к маме.
Свободное копирование
