Наступил момент выбора дипломной работы – металл или железобетон. У меня не было никаких сомнений – конечно, металл. Сначала мой диплом шел по кафедре экономики, возглавляемой Горбушиным, молодым амбициозным ученым, но по мере продвижения работы стало ясно, что нужно перейти на кафедру металлоконструкций.
Наша компания разделилась пополам: Ян Ивановский с Виктором Харитоновым выполняли дипломную работу по железобетону, а я с Игорем Шляпиным по металлу. Игорю негде было разместиться дома с таким количеством чертежей, и он каждое утро приезжал ко мне к восьми часам утра. Папа работал на очередной стройке, и их с мамой дома никогда не было. Но у нас постоянно останавливались разные командировочные, и всех приходилось кормить.
В то время у нас жил Маргулис, который работал на восстановлении Сталинграда. Он был главным инженером в тресте металлоконструкций. Первой работой, которую мы с Игорем выполняли, был расчет статической схемы сооружения. Это была очень сложная работа.
Руководителем Игоря был сам заведующий кафедрой металлоконструкций Беленя, а у меня – Веденников, очень серьезный человек, к тому же мастер спорта по альпинизму. В восемь часов утра мы втроем завтракали, Игорь любил белый батон с вареной колбасой, а Маргулис – с ливерной. Однажды мне пришло подкрепление. Игорь пришел с огромной кастрюлей с борщом, который сварила для нас Мария Петровна, мать Игоря. Чтобы борщ не разлился по дороге, крышка была плотно примотана проволокой к кастрюле.
Игорь обгонял меня в работе. Несмотря на свой веселый нрав, к учебе он относился серьезно. Ко всем он умел найти подход, даже к моей маме; мама с ним вспоминала молодость и выкуривала папироску.
Выдающаяся дипломная работа была у Нины Дорошкевич. Михаил Сильвестрович, ее отец, приехал с Дальнего Востока и устроил Нину на работу на Фрунзенскую набережную, где были сложные свайные основания под строящимися домами. Нина тогда проделала огромную работу, и ее сразу взяли в аспирантуру. Я в то время я чертила очень медленно, но грамотно, умела хорошим шрифтом сделать подписи. У меня был проект цеха, фасад. Я с раннего детства видела много чертежей фасадов цехов, но мода – на фасады цехов тоже существует мода, – менялась, и мне нужно было создать нечто новое. В работе мне никто не помогал, папы не было в Москве, а проект мой был достаточно сложным, чтобы мне могли помочь его коллеги. Мой руководитель проверил все мои расчеты и чертежи и остался доволен.
Я была уверена, что все будет хорошо. Нам с Ивановским назначили защиту диплома в один день. Ивановский защищался первым, я в это время развешивала на стендах свои одиннадцать листов и устанавливала подрамник с фасадом, но это не мешало слышать, как он очаровывает приемную комиссию. Следом за Ивановским выступала я в красивом строгом платье. Я чувствовала себя уверенно, отвечала на все вопросы и даже улыбалась. После небольшого перерыва Ивановскому объявили высший балл – пять. Я его поздравила. Я все ждала, что вот и мне сообщат мой результат.
Ивановский как-то незаметно скрылся, как потом оказалось навсегда. Девочки из нашей группы вызвали секретаршу Любу и допросили ее. Люба рассказала:
«Кацанович поднимал руки вверх с криком «расстреляйте меня, диплом сделан не самостоятельно, мы ее выпустим без диплома со справкой, что она послушала курс в шесть лет!»
Кацанович дружил с семьей Ивановского, и это было важно, как станет ясно позже.
Я просидела у деканата до самого вечера. Наконец вышел Трифонов:
«Мы вам поставили «четыре».
Я закричала:
«Почему «четыре»?»
Трифонов как заклинания повторял слова Кацановича. Я потащилась домой. Папа где-то достал настоящий торт «Пралине». Я ничего не стала рассказывать о защите. Мама сказала, что весь вечер звонит какая-то женщина, и тут же она позвонила. Это была мать Ивановского:
«У вас мой сын?»
Я ответила, что он защитился рано утром и сразу же ушел. Она ответила очень грубо:
«Вы лжете.»
В тот момент я еще не знала, какое меня ждет распределение.