Друзья

Наши студенческие перемещения по Москве были, по выражению нашего старшего товарища:

«Дурной собаке семь верст не крюк».

Я попала на Арбат и познакомилась со всей семьей Люды: с ее роскошной мамой, тихим папой и младшей сестренкой Таней. Мама Люды, Людмила Михайловна, первым браком была замужем за пожилым греком, который ее безумно любил. В память о нем осталась только фамилия Люды, куда он пропал, никогда не говорили. Второй муж мамы Люды, Ковалевский, был хорошо образован и неплохо устроен на работе. Его отец когда-то был священником в Елоховской церкви, от него у них осталась большая квартира на Старой Басманной улице. Отец давно умер. Теперь им принадлежала только одна комната в этой квартире. В этой комнате никто не жил, вся семья жила в огромной коммуналке на Арбате. Объединить две этих жилплощади было почему-то нельзя: никто тогда не менялся и не съезжался. Однажды Люда мне показала ту комнату на Старой Басманной. Это была большая светлая комната с окнами, выходящими на улицу. Хорошо было бы пожить отдельно от родственников, но в тот момент это было невозможно.

Как-то я пришла к ним утром. Людмила Михайловна, надевая узкую юбку на ночную рубашку, грозно спрашивала своих:

«Кто пахал в шкафу? Я только вчера убрала!»

Вопрос остался без ответа.

В квартире на Арбате, где они жили, в середине коридора была ванная комната, которую по ночам занимал их сосед. Он укладывал на ванну настил из досок и поводил ночь в общей ванной. Днем этот настил стоял в коридоре. Такая жизнь у него возникла в момент, когда его сын привез с фронта жену. И ночью в комнате стало невозможно разместиться всем домочадцам.

Еще мы посетили церковь. Наш институт был рядом с ней, и мы во время лекций слышали звон во время богослужений. Когда мы вошли в храм, мы буквально утонули в огромном объеме и множестве ярких украшений, иконы были в окладах. Полотенца, искусственные цветы. Это был Богоявленский патриарший собор в Елохове. Так я впервые попала в действующую церковь. На праздники в храм стекались тучи народа. На Пасху при посещении вечерней службы, было столько людей, что выйти из храма  можно было только утром. Наши иногородние девочки провели в церкви всю ночь. Экзамены у нас продолжались до начала июня, до Троицы. Говорили:

«Кому Троица, кому «двоица».

Костя, которому мы помогали с учебой, жил в глубине Доброслободского переулка и отлавливал нас после посещения бани, и мы понемногу занимались с ним. В первый раз мы с Людой попали к Косте еще зимой. От квартиры родителей ему досталась небольшая комната. Он сам сделал ремонт, оклеил стены светлыми обоями. На стенах висели портреты его родителей. На окнах белые занавески. Стол был накрыт скатертью. В углу стояла наряженная елка. Я всегда жила в чистых квартирах, и меня это не удивило, но Люда была сражена. В первом семестре Костя сдал все экзамены. В нашем институте была прекрасная библиотека. Старинные книги на руки не выдавали, но можно было взять их на несколько часов для занятий в стенах института. Для занятий были специальные аудитории. В кружке по истории искусства, где я занималась, архитектор, который вел занятия, сам выбирал темы для рефератов и в библиотеке подбирал книги. Тема об инженерных сооружениях Леонардо да Винчи была для меня новым предметом. Когда я досрочно сдала экзамен по истории искусства, папа ехидно отметил:

«Ничего удивительного, ты же до четырех лет сидела на книгах по истории искусства».

Папа имел ввиду, что когда я была маленькая, мне клали на стул стопку книг, когда сажали за общий стол. Я тогда тихо сидела и слушала взрослых, разинув рот от восторга.

В нашем институте спортивный зал был постоянно открыт. Приходили девочки с разных курсов и разных факультетов. Я могла присоединиться к любой занимающейся группе, но только на занятия, не на выступления. Выступали они только своей группой. Я любила выступать, но в тот момент не пришлось. На лыжах мы катались в Сокольниках, там была лыжная база, где выдавали лыжи и ботинки. На все лыжные мероприятия я приходила одна. Старт найти было легко, а финиш находился не всегда. На какой я тогда набегала разряд, я не знала. Со временем это стало известно, но к тому моменту мне это было уже не так интересно. Весь первый семестр, пока девушек не освободили от военного дела, я занималась строевой подготовкой. Мы шли строем по Доброслободскому переулку, по булыжнику, то есть ребята шли, а я бежала следом. Когда я оказывалась совсем далеко от строя, спереди кричали:

«Реже шаг, наша маленькая девочка отстает!»