В школе произошло одно событие, которое привело к ужесточению режима. С начала учебного года на последней парте сидела молчаливая девочка Ася. У нее были карие глаза, неяркие, бархатные, слегка вьющиеся волосы. Она тихо говорила, мягко двигалась на своих сильно искривленных ногах, как говорили – «ноги колесом». Кто-то однажды сказал:
«Ася живет одна, у нее нет родных».
Из класса Ася исчезла внезапно, не в конце четверти, и даже не в конце недели. В один из понедельников, прямо с утра, в классе появилась директорша школы. Тут мы узнали про Асю. Она проскрипела:
«Лак, у кого он есть, соскоблить бритвой с ногтей. Никаких причесок, чулки в резинку. Ваша соученица отчислена из дневной школы. Она хотела окончить дневную школу будучи замужем, вечерняя школа постигнет каждого, кто выйдет замуж…»
Бедная Ася думала, если она будет молчать, то никто не узнает, что она вышла замуж в 18 лет. Война только несколько месяцев как закончилась, а мир уже разделился на благополучных и неблагополучных. В качестве одежды одобрялся костюм, который был на директорше, но так как фигура директорши была сплющена сверху вниз, шея отсутствовала, губы вытянуты в ниточку, глаза в щелочки, надутые щечки выперлись, красота костюма не могла ее спасти. Ее требования прилепить волосы при помощи металла к голове, при наличии у каждой ученицы копны волос, тоже терпели крах.
В то время я дружила с Кирой Моторичевой, она стремилась к медали, причем непременно золотой. Она больше других понимала желание Аси окончить дневную школу. У Киры были две косы ниже пояса. Мама Киры изо всех сил старалась одеть дочку получше. Когда папа уезжал в Москву, он получил последнее военное обмундирование: отрез черной шерсти на брюки комсостава морских сил. Галя потребовала этот отрез для меня, нашла пожилого портного. Он мне изготовил две юбки и «железобетонный» пиджак, столько в нем было проложено «подборта».