Три здания: «новый районский клуб», «затонский клуб» и «восьмилетнюю школу» – начали строить, примерно, одновременно – в 57-58гг. Поскольку мало кто видел строительные планы зданий, графики строительства, сметы и т.д., а по «…Сетам борья ёрья…»* из черной картонной тарелки услышать такое не представлялось возможным, то в народе ходили различные слухи на тему: «Говорят, в нашем клубе, будет такое…»
Долго «затонцы» ждали начала строительства – всё никак не могли места выбрать. Затем долго строили. Канав нарыли – по всему центру Затона, начиная от мастерских за «сафаевским забором» до детского садика. Слухи ходили, паровое отопление от мастерских тянут. «Как это паровое? Что, паром людей будут греть? Брех-няаа!..» или «У нас два зала будет. Один для кина, другой для ресторана. А то в районе есть, а мы что хуже?..» В общем, долго ждали, переживали, а оно, как всегда, вдруг…бац! И клуб готов. «Открытие состоится…» Духовой оркестр, выступления секретарей райкома, райисполкома, райсовета, передовиков производства и т. д.
Территория «затонского клуба» начиналась сразу за домом Облакевича с небольшим подъёмом на волейбольную площадку, с двух сторон которую окружал «сафаевский» забор. Если стать спиной к одной стороне этого забора и идти вдоль другой, то придёшь в самый раз к парадному входу клуба, который будет слева. Широкое крыльцо в несколько ступеней заканчивалось стеной с высокими двустворчатыми входными дверями, обрамлёнными с обеих сторон «амбразурами» билетных касс, над которыми красовались панели с заголовками: слева – «СКОРО», справа – «СЕГОДНЯ». Заметьте, не как в старом «районском клубе», написанное от руки «объявление» о начале сеанса такого-то фильма с такого-то часа, а панели с плакатами, информирующими жителей Затона о фильмах, которые будут показаны в их клубе сегодня и в ближайшее время. Как правило, левая панель была пуста или вмещала в себя объявления административного характера. Но это не беда. Главное, панель «СЕГОДНЯ», всегда была украшена красочным плакатом. Забегая вперёд, раскрою тайну производства плакатов. Заведующий клубом товарищ Кало (правда, своеобразная фамилия?) – милейшей души человек – ставил подрамник с натянутым полотном перед проектором, проецировал на него понравившийся кадр из фильма и затем обрисовывал и раскрашивал картинку красками. Как Остап Бендер в 12 стульях. Иногда получалось красиво, иногда смешно, но всегда красочно и интересно.
Закрыв за собой двери, граждане попадали в небольшое помещение, в котором на тех же местах, что и снаружи, размещались аналогичные «амбразуры» с аналогичными целями – это на время зимних морозов. В стене, напротив наружной, красовались точно такие же двери, что и входные, с той лишь разницей, что размещены они, были на несколько более удалённом расстоянии друг от друга. А самое главное – над дверьми были таблички с надписями: «Вход в фойе». Помню, долгое время эти таблички приводили в недоумение многих посетителей клуба и не потому, что никаких других входов в малом помещении не было, а потому, что, может, только треть жителей Троицка, знали, что именно означает слово «фойе». В старом – «районском» клубе такого не было. И одно это уже делало нас – «затонцев» более счастливыми, чем «районцы». Вот! Кстати, разобравшись c термином, некоторые жители даже сени в доме, стали называть – фойе.
В клубе действительно было паровое отопление – первое в Троицке – с батареями, трубами и прочими атрибутами. И оно действительно грело. Случались, конечно, аварии, но…, а где их не было тогда? Взять, например, СК-3 – химический завод в Воронеже – в те же годы тоже устроил аварию: несколько сотен душ загубил! Вот это да! А тут, подумаешь…, попки подморозились немного. Разрумянились и ещё красивей стали.
В фойе была одна интересная дверь с не менее, интересной табличкой: «Зав. клубом Кало». Долго никто не мог понять, что это такое – Кало? Может очередное «фойе»? Пока не выяснили, что это – фамилия заведующего клубом. Кало Владимир Александрович был организатором и руководителем духового оркестра, состоящего из более десятка инструментов. И не только руководителем, но исполнителем. Тогда я впервые узнал, что, кроме пионерского горна и армейской трубы, есть на свете ещё: саксофон, туба, тромбон, фагот, кларнет…
Во время празднования всех пяти советских праздников в нашем клубе давали концерты художественной самодеятельности, включающие в свою программу: песни, танцы, игру на музыкальных инструментах, репризы Тарапуньки и Штепселя, Райкина в исполнении местных «самородков». Иногда в праздники, эти «самородки» под управлением заведующего клубом показывали спектакли. Да, да! Самые настоящие. Пару раз было такое. Моя тётя Мария, работающая синоптиком, а после и диспетчером в Абарском аэропорту, принимала активное участие в них. Естественно, некоторые роли исполнял и сам режиссер…, дирижёр и заведующий.
По его инициативе в фойе установили бильярдный стол. И народ собирался, как минимум за час до сеанса, чтобы погонять шары по столу и попить пивка из буфета пока другие гоняют. Буфет функционировал и перед детскими сеансами, торгуя «грушевым лимонадом», конфетами «Школьная», ирисками «Тузик» и сливочными подушечками кофейного цвета, а так же ватрушками, булочками, пончиками и оладьями из столовой ОРСа пристани.
На праздники устраивались также вечера танцев с духовым оркестром (один раз я случайно минут десять поприсутствовал – чуть не оглох). И тогда этим же заведующим определялась комнатушка, где празднично разодетые дамы могли переобуть свои ножки, сменив неуклюжие валенки на изящные туфельки. Я, помню, был в восторге от супружеской пары Поповых. Оба русоволосые. Он был в парадной форме чёрного цвета, а она в белом платье с заколотыми волосами. Ну, ангелы – ни дать, ни взять!.. Кстати, эта пара неформально считалась самой красивой парой Троицко-Печорска в те годы. И многому в этом способствовала реклама речника. Он всегда говорил, что его жена – самая красивая. И потому, когда кто-нибудь в разговорах просил уточнить, какой, именно, Попов – поскольку Поповых в посёлке было несколько десятков – то ему неизменно отвечали: да тот – муж самой красивой. И это, по моему глубокому убеждению, подростка, полностью отвечало действительности.
Драк и прочих «безобразиев» в нашем клубе, практически, не было. Потому что был хозяин – Кало. Под прикрытием ПУРПа*, конечно, и милиции. Да и дикое, послевоенное время уже уходило в историю. Из окон слышались голоса Онуфриева, Кобзона, Миансаровой, Пьехи: «А у нас во дворе…», «Две девчонки танцуют на палубе», «Друг всегда уступить готов…», «Песне ты не скажешь – до свидания!». Песни же типа: «Стальные плывут корабли…» уплывали… в дальнее плавание.
К территории клуба, ограждённой невысоким штакетником, относились: небольшой скверик с берёзками и рябинками с тыльной стороны здания до самого детского садика и вышеупомянутая волейбольная площадка. Настоящая. С настоящей сеткой, а не натянутой проволокой на двух кольях. С разметкой. Ровная, посыпанная песком и утрамбованная. Мяч мог улетать только в две стороны. Остальные две ограждал «сафаевский забор» Сколько там партий игралось?.. Не счесть. Примерно с пяти часов вечера начинали мы – десяти-пятнадцатилетние «волейболисты». Играли на вылет. К восьми часам нас всех – или, почти, всех – заменяли ребята постарше, например: Васька Пыстин, Колька Куницын, и мы становились болельщиками. А вскоре к нам присоединялись и наши сменщики. На площадку выходили «сажать кола» асы. И с ними всегда был один из нашей смены – Борька Подоров. В силу возраста своего он в нападении быть не мог - росточка не хватало, но, вот разыгрывающим – запросто мог. Все смены брали его к себе в команду. И я очень завидовал этому. По-доброму, конечно.
Примерно, с ноля часов, смена команд происходила в обратном порядке. Асам же завтра на работу выходить. Им надо выспаться. А нам что? Бабушка поднимет… и уж, конечно, не к восьми. А потому ещё часов до двух, трёх мы на площадке кормили комаров. Спать вовсе не хотелось. Да и ночей-то не было. Светло, хоть глаз коли…
* Пояснения к тексту:
СЕтам бОрья Ёрья – передаём последние известия (Коми).
ПУРП – Печорское Управление Речного Пароходства.