Иногда сравнивают тюрьму и казарму. Даже утверждают, что дедовщина есть копия тюремных порядков. Это не так. Со всей ответственностью заявляю: сидеть лучше. Особенно если знаешь, за что сидишь. Тюрьма изнутри не враждебна человеку. Враждебны тюремщики. Тюрьма держится солидарностью приличных арестантов, и произвол ими пресекается. Вообще, воля не доросла еще до тюремной этики.
Через несколько дней нападение повторилось. В казарме приблизительно 200 человек. «Моя» рота связи, батарея управления, взвод техобслуживания. После отбоя подошел ко мне старослужащий батареец: «Поговорим». Я дождался первого удара, ответил, выбежал из казармы, и в штаб части. Одеваться по форме было некогда. Что усилило эффект в глазах дежурного офицера. Прибежал вызванный командир роты, из постели вытащили. Ночное построение личного состава, нотации командиров — все как в прошлый раз. Тогда паханы почему-то решили, что я постесняюсь «сдать» солдат моего призыва. Глупости! Я хорошо понимал, что имею дело с системой, а не с индивидуальной агрессией. Не могу же я каждый раз с кем-то сражаться: их много, я один. Двое подосланных «карасей» (солдат второго полугодия службы) задание отработали вяло, для проформы. После отбоя в умывальнике, всего несколько ударов. Снова штаб части, дежурный офицер, прибежавший из дому командир роты, построение, нотации. Кажется, офицерам и казарме такая жизнь стала надоедать. Я старался заинтересовать офицеров своей судьбой, вовлечь в процесс. Действительно, каждое громкое чрезвычайное происшествие — пятно на репутации командиров, неприятности по службе. Требовался последний штрих. Я прямо заявил капитану, командиру роты: «Еще хоть раз кто-то тронет, перестану выполнять приказы. Пускай судят, но дело станет громким, звезд на погоны не прибавит». А самому рьяному пахану, верховодящему в казарме, сказал: «Кто бы на меня не напал, отвечать тебе. Можешь и не проснуться как-нибудь утром». Я действительно разозлился. О своем обещании обмолвился, так сказать, публично. В казарме полно стукачей, командованию, конечно, все стало известно.
Полгода меня не ставили в караул. Это же классика жанра: молодой солдат расстреливает в караулке ненавистных ему паханов. Они, рьяные паханы, только корчат из себя крутых парней. Храбры скопом. В казарме стукачество, воруют друг у друга. В армии я понял: каждый садист в душе трус. В дальнейшем жизнь подтвердила наблюдение. Чем хороша армия? Ставит эксперимент в чистом виде. Ведь каждый пахан, притесняющий молодого, сам раньше терпел издевательства.
Не стану описывать порядки в казарме. Во-первых, я уже это сделал, после дембеля (чуть не сказал — освобождения). Во-вторых, теперь все и так всё знают. Кто-то служил, кто-то читал. Но тогда, в советское время, правда до общественности не доходила. Отслужившие хранили молчание. Кому хочется признаваться? Большинство терпело дедовщину, многие насаждали. Свободная пресса отсутствовала. Самиздат по неведению молчал. Молчали и «голоса».
Свободное копирование
