Интернатура

     Интернатура - это первый год самостоятельного врачевания, практика квалифицированного уровня, когда работать можно только под контролем опытных коллег. Я пылко желала проявить себя наилучшим образом, однако карьера началась с горем пополам. Меня распределили в больницу, неудобно расположенную на окраине города. Вечно переполненные автобусы и повторные пересадки с одного транспорта на другой выматывали силы.

      В панической боязни переломать едва окрепшие после операций кости я обратилась в Городской отдел Здравоохранения. Заведующая могла подписать распоряжение о работе в иной клинике, находящейся вблизи моего дома, но не захотела, хоть врачи везде требовались. Наверное, ей вид мой не приглянулся.

      Броско разукрашенная полнотелая дама в суть прошения не вникала. В первые минуты встречи безапелляционно заявила: «Не способны трудиться – сидите дома, нечего пороги обивать!». Иных вариантов для начальницы не существовало. Но я-то знала, что есть они, простые и доступные! Дельные предложения остались неуслышанными. Столкновение с нравственной глухотой меня сильно расстроило и убедило, что дефект душевный хуже аналогичного физического недостатка.

      На затяжные переживания о незавидной дэцэпэшной доле времени не было. Чтобы в назначенный срок обрести законный статус врача-интерна и доказать свои возможности, я отправилась на приём к вышестоящему чиновнику. Несколько часов нервозно просидела в очереди. Зато он, изрядно утомлённый предыдущими посетителями, выслушал меня спокойно и внимательно. Проблему решил одним телефонным звонком. Хромота препятствием для врачевания не рассматривалась, до нового рабочего места можно было дойти без затруднений.

      В незнакомом коллективе я освоилась быстро, пациенты, медсёстры и доктора, замечая старательность, относились ко мне уважительно. Многое ладилось, однако путаных моментов тоже хватало. За спины наставников я не пряталась, справлялась с обязанностями не хуже других молодых специалистов. Только поначалу не умела отделять физические страдания больных от их душевной боли. Попытки сразу облегчить то и другое вызывали немало дум и волнений, собственные тревоги меркли и уходили на второй план. Я жила заповедью доктора Гааза и спешила делать добро. Такая самоотверженность немного удивляла сослуживцев.

      Скоро поводом для личной гордости стала папка в регистратуре поликлиники, извещающая о том, что в определённые дни и часы приём ведёт врач-терапевт Клименченко Марина Викторовна. Я любовалась своим именем на красной обложке и практиковала с утра до позднего вечера.

      Коллеги с большим стажем подавали примеры высочайшего профессионализма и благородства. Они не скупились на советы, помогая избежать фатальных ошибок. Необходимый опыт складывался из удач, оплошностей и недочётов. Я продумывала каждое лечебное действие, прислушивалась к замечаниям старших товарищей и тщательно исправляла упущения. На одни и те же грабли не наступала.

      Очень волновалась о том, как примут больные хромого доктора. Каждое утро я проходила в кабинет по длинному узкому коридору. Шаткая походка непременно привлекала внимание столпившихся пациентов. Любят они толкаться в очередях и обсуждать собственные недуги. Врачебные тоже.

      Мой явный физический недостаток вызывал никчемные дискуссии и приковывал удивлённые, жалостливые, непонимающие или пренебрежительные взгляды. Порой старички колко судачили: «Сама вон какая больная!». Опасались, наверное, доверять здоровье инвалиду. Кто-то понимал, что лекарь в основном работает головой, кто-то – нет.

      Я старалась быть выше сплетен и пересудов, чужую бестактность забывала как дурной сон и ежедневно доказывала врачебную состоятельность. Однажды очередь на приём растянулась до бесконечности. Все надежды хотелось оправдать. Толковые назначения приносили пациентам облегчение, а мне стимул для работы и множество искренних благодарностей.

      Кроме этих радостей, приятно осталась в памяти первая зарплата. Сумма в сто двадцать рублей по тем временам считалась немалой. Большую часть я отдала маме на покрытие текущих расходов и оплату вечных долгов. Карманные двадцать рублей оказались баснословным богатством - можно купить дорогое печенье, конфеты и даже импортные шоколадки с изумительной фруктовой начинкой.

      Я обрела желанную самостоятельность и перестала чувствовать себя нахлебницей. Вечерами мы с мамой пили ароматный чай с ранее недоступными сладостями и неторопливо обменивались новостями. Медицина определяла близость помыслов и темы разговоров. По юношеской глупости я мало следовала родительским наставлениям и предостережениям, но всё равно для нашей семьи те годы были лучшими.