Пока я натужно поправлялась, обретая сносную физическую и моральную устойчивость, бывшие одногруппники к окончанию ВУЗа готовились, специализацию выбирали. Мы надолго разминулись. Им полшага оставалось до настоящей работы, а мне два года предстоящей учёбы сулили труднейший период из четырёх семестров.
Я заблаговременно вспоминала всё, что знала и умела до академического отпуска. Медицинские книжки затмили популярность художественной литературы. Сложно, но в целом понятно. Наука о болезнях была нужной и важной для меня и моих будущих пациентов. Я жаждала возвращения в мединститут.
Старшие курсы значительно отличались от первых лет обучения, занятия в основном проводились в клиниках, часто у постелей больных. Хирургия, терапия, травматология, гинекология, психиатрия, детские болезни и ещё множество циклов пестрели в студенческом расписании. Никакой стабильности – то в одном конце города занятия, то в другом, то утром, то днём, то вечером. Я едва успевала осваивать удобные маршруты до разных больниц.
Опаздывать не любила, выходила из дома загодя. Ожидание общественного транспорта часто затягивалось, на такси денег не хватало. В острейшую проблему превратились высоченные ступеньки автобусов и трамваев – замучаешься ноги задирать, опираться да подтягиваться, пока поднимешься. Одной рукой держаться надо, в другой трость зажата. А сумку куда? Она была небольшой, но увесистой - сменная обувь, халат, книжки.
Укладывалось всё компактно, однако лямка сползала с плеча, и поклажа ударяла меня в бок, вызывая дополнительные неудобства. Каждый раз я спотыкалась на входе-выходе, теряя равновесие, и пропускала спешащую толпу вперёд. Место для сидения доставалось редко, забегающие в салон пассажиры инвалидку, вцепившуюся в поручень, не замечали. Упрямство удерживало меня на полусогнутых ножонках. Ничего, потерплю, лишь бы не прерывать начатый путь.
Пятый курс пережила нелегко. Зима выдалась морозная, ветреная, затяжная, щедрая на осадки. После её вызывающего беспредела весенний гололёд держался дольше обычного. Я в валенках до апреля ходила. Они промокали насквозь в полуденной снежной каше, но не скользили – безусловный «плюс» старушечьей обуви. Полегчало только к лету. Учебный год, несмотря на нескончаемую транспортную нервотрёпку, закончился успешно. Повышенная стипендия гарантировала нашей семье относительное финансовое благополучие.
В новой группе отношения сложились не дружеские, но приятельские, что меня вполне устраивало. Я максимально напрягала ум, осмотрительно сдавала зачёты с первого раза, при малейшей возможности – досрочно. Педагоги шли навстречу и позволяли менять учебный график из-за непредвиденного недомогания или погодных сложностей.
Лишь придирчивый преподаватель по гигиене не считал мои возможности ограниченными. Он всегда придерживался расписания, кроме того, чуть ни силком выпроваживал хромую студентку на утреннюю гимнастику. Да сдалась она мне! К спорту уже не тянуло, детские мечты затихли без веры в их воплощение. С удовольствием пересидела бы эту зарядку в тихой аудитории, учебник почитала.
Но Евгений Алексеевич не позволял расслабляться и доказывал пользу здорового образа жизни личным примером. Я не спорила. Поглощая изрядную порцию несвежего коридорного воздуха, махала бездумно конечностями и крутила головой. Ладно уж, не развалюсь.
Музыкальное сопровождение на разминке отсутствовало, для поднятия настроения я прокручивала в голове известную песню Высоцкого: «Вдох глубокий, ноги шире, начинаем: три-четыре!». Весёлые строчки соответствовали ситуации, но не отражали «бодрость духа, грацию и пластику» инертных студентов. Я не могла полноценно заниматься физкультурой, а они не желали. Одна Яна Беляева всерьёз увлекалась спортом. Все мы уважали правильный выбор и гордились её успехами, однако вслед не стремились.
Через некоторое время под неотвязным натиском Евгения Алексеевича я признала гнёт лени и бытовых стереотипов, когда разные дела имеют первостепенную важность, только не утренняя разминка. Немощь моя позволяла выполнять несложные упражнения, после комплекса примитивных движений расшевеленное тело наполнялось приятным теплом и внутренней радостью. Я прислушивалась к его пульсирующей благодарности и удивлялась незамеченной ранее силе.
Преподаватель оказался прав – умеренная мышечная работа даже лежачему человеку на пользу. Только я привыкла к своей ущербности и не торопилась её извлекать. Меня заботила лишь уверенная ходьба. Думала, остальное – ерунда. Ох, как ошибалась! Нездоровье не ограничивается поражением рук или ног. Организм – единая система, сбой в работе какой-либо его части непременно меняет всего человека. Болезни нарушают телесную целостность, извращают чувства, искажают мысли.
К двадцати трём годам моя психика заклеймилась инвалидностью, я намеревалась жить и трудиться исключительно в рамках физической доступности. А Евгений Алексеевич тянул за их пределы, сперва производственной гимнастикой доставал, потом научными исследованиями загрузил.
С его подачи я дотошно изучала полноценность ежедневного рациона одногруппников. Высчитывать порционную калорийность и соотношение белков, жиров и углеводов в потребляемых продуктах было нетрудно, а сопоставить полученные данные с нормативами – проще простого.
Привычное питание студентов оказалось в корне неправильным. У большинства юношей и девушек выявился дефицит витаминов и минералов, чреватый ослаблением иммунитета и развитием различных заболеваний. Работники студенческой столовой наши с Евгением Алексеевичем заключения приняли к сведению. Меню заметно расширилось за счёт недорогих рыбных блюд, овощных салатов, фруктовых компотов и морсов. Не зря я трудилась!
Первоначальная неприязнь к преподавателю гигиены сменилась его обожанием. Евгений Алексеевич перестал казаться занудой. Мне нравились плодотворные учебные контакты, но беседы в перерывах между лекциями были ещё приятнее. Непринуждённые разговоры незаметно участились, удлинились и с каждым разом уходили дальше от положенных тем.
Взаимные симпатии влекли меня в институт, наполняя кипучей энергией, и грозили вот-вот перерасти во влюблённость. С этим горячим чувством я могла преуспеть в любом деле и остаться работать на кафедре под опекой неожиданного покровителя. Но сердечная тревога притушила неслужебные отношения. Судьба увела подальше от греха, заставляя учиться, учиться, учиться.
Свободное копирование
