Последний учебный год был лучшим за всю мою школьную жизнь. Я обрела признание одноклассников и учителей, уверенность в своих силах, готовность к удачам и неудачам. Кругом были умные, талантливые, целеустремлённые и хорошо воспитанные ребята. Сознательные и рассудительные, они строили реальные планы на будущее и готовились к поступлению в престижные ВУЗы. Инвалидность ровесницы старались не замечать.
Скоро я сдружилась с Жанной Мартыновой. Девочка была милой, смышлёной, серьёзной, но не лишённой чувства юмора. Мы обе воспитывались в неполных семьях, наверное, потому имели духовную близость. С удовольствием сидели за одной партой, вместе делали сложные уроки, гуляли по городу, смотрели кино, пили чай с пирожными и по-взрослому рассуждали о предстоящей жизни. О том, сколько «контрольных работ» она приготовила, не догадывались.
Всё свободное время уходило на фотодело. Необходимые принадлежности - от копеечных кассет до недешёвых увеличителя и глянцевателя - я получала как подарки к Новому году или Дню рождения. Сотни снимков печатались в тесной ванной комнате в мамино отсутствие.
При тусклом свете красного фонаря улыбчивые лица одноклассников появлялись (проявлялись) из пустоты и прочно фиксировались на бумажных квадратиках. Словно заправские волшебницы, мы с Жанной склонялись над лотками с химреактивами и превращали плёночный негатив в чёрно-белые фото. Задушевные беседы, которым способствовала полутьма, надёжно нас сплачивали.
И влюблённость не обошла меня стороной. Когда в классе появился Серёжа Кайгородов, я сразу поняла, что он особенный! Другие девочки тоже оценили воспитанность, общительность и внешнюю привлекательность новенького паренька. Выразительные чёрные глаза, не по годам мужской тембр голоса, безукоризненные манеры, весёлый нрав и хорошая эрудиция делали его неотразимым.
Мой отнюдь не учебный интерес прорывался сквозь досаду, смущение и здравомыслие: разве можно конкурировать с местными умницами-красавицами, не имеющими физических изъянов? Удивительно, что наши с Серёжей симпатии оказались взаимными. Я растворилась в непридуманном чувстве, опасливо выплёскивая его на избранника.
Школьная любовь была по-детски наивной, чистой, доброй, лишённой претензий, оттого несказанно прекрасной. Безгрешно забылись всякие «нельзя», я радостно принимала мелкие подарки и трепетала от внимания юноши. Целовались мы украдкой везде, где могли. Даже в планетарии на уроках астрономии. Очень романтично! Только названия изучаемых звёзд я не запомнила. Не до них было.
Теоремы, аксиомы, интегралы и дифференциалы тоже не сочетались с лирическим настроением. Я восторженно смотрела на мир, в ясные и пасмурные дни просыпалась с желанием обнять Серёжку, а заодно чуть ли не всех окружающих людей. Маленькое счастье лучилось из каждого взгляда и вздоха, сердце то замирало, то стучало часто-часто.
Любовные страдания книжных героев воспринимались близко и остро, от нежных и страстных стихов Есенина, Блока, Ахматовой, Цветаевой кружилась голова. Я поражалась новизне их восприятия и, очарованная, летала во сне. Под влиянием сладкой невесомости дневниковая проза возвысилась до стихотворных строк. Ничего, что далёких от совершенства.
Серёжа имел другой склад ума – математический. В точных науках не было ему равных, а на бумаге он двух слов связать не мог, несмотря на правильную речь, неплохую грамотность и каллиграфический почерк. Мы смекнули, как заработать хорошие оценки, сэкономив время на вечерние прогулки.
Я писала сочинения для обоих, друг виртуозно выполнял задания по алгебре и геометрии. Даже на выпускных экзаменах план сработал. Я обеспечила Серёжке «пятёрку», а он что-то не досчитал, и мне достались две «четвёрки». Но сетовать нечего, запустила я математику.
Однако аттестат на пять баллов тянул, ведь по остальным предметам в нём красовались «отлично». В те годы школьные оценки учитывались при зачислении в ВУЗы и техникумы. Серёжа с прекрасными отметками уехал в Новосибирск, поступил в Электротехнический институт и в родной город не вернулся. Мимолётный роман закончился внезапно и почти безболезненно.
В нашем классе учился ещё один умница - Костя Крыловский. Самоуверенный, с резким характером и внешностью положительного киногероя, он сначала чудился высокомерным и недоступным для внешкольного общения. Но при близком знакомстве открывались другие черты. Статный голубоглазый блондин оказался отчаянным правдолюбцем, умеющим ценить и беречь дружбу. Собственное мнение, подчас нестандартное, высказывал без боязни. Слушать одноклассника было интересно. Кроме текущих учебных проблем, дебаты часто касались политики.
Костя сомневался в непогрешимости Компартии, дерзко критиковал её лозунги и цели. Демократия в стране едва зарождалась, инакомыслие не поддерживалось, свобода слова была призрачной. Поступающая информация кишела противоречиями, работы Ленина я не понимала. Предшественники вождя Маркс и Энгельс задели только своей многолетней дружбой, поистине великой и трогательной. Суть предложенной переделки мира мне не открылась, слепо верить в её благо уже не получалось. Уловимые перемены в стане развитого социализма вели отнюдь не к лучшему.
В поисках верных ориентиров я запуталась, в одночасье замутнённая политика исчезла из моей жизни вместе с мечтами о глобальной справедливости и скором торжестве коммунизма. Душа освободилась от невидимых пут и раскрылась для любви и веры. Жизненным маячком на долгие годы стал доктор Гааз.
Статья о нём опрокинула моё сознание. Немец по происхождению, Фёдор Петрович большую часть жизни провёл в дореволюционной России и по духу был истинно русским. Трудился в тюремной больнице не за вознаграждение, а из чувства долга, облегчая незавидную участь заключённых - жалел, лечил, утешал. Все скромные врачебные сбережения уходили на благотворительность. Глубоко верующий человек жил по канонам Церкви и совести, торопливо творил добрые дела и был мне ближе красивых лозунгов, навязанных Властью.
В кратком побуждении "Спешите делать добро!" притягательно мерцала Истина. Сердце и разум зацепились за мудрые строчки. Я споткнулась на последнем этапе когда-то выбранного пути: пионерка – комсомолка – коммунистка. Остановилась, приглядываясь и прислушиваясь к разноголосому окружению.
Совестью эпохи простой народ считал певца и поэта Владимира Высоцкого. До хрипоты надрывая глотку, он самоотверженно кричал о наболевшем, неизведанном и выворачивал наизнанку свою и чужие души. Магнитофон Кости изливал непривычные песни будоражащим потоком, вытесняя из моего сердца сентиментальность и нежность, свойственные юности. Суровая мужская откровенность шокировала и привлекала. Я становилась реалисткой и определяла конкретные «надо» и «не надо».
Первым большим «не надо» стал выпускной вечер. Пышное торжество я пропустила. Дело было не только в наряде, стоимость которого пробивала брешь в незавидном семейном бюджете. Не хотелось скучать в уголке и любоваться происходящим, практически не участвуя в празднике. Пешая многочасовая прогулка по ночному городу - обязательный атрибут прощания со школой - обернулась бы для меня длительной болью. Я могла потерпеть и «взять барьер», только в этот раз смысла в противостоянии с немощью не видела.
Грандиозное мероприятие прошло стороной, безоблачный рассвет нового дня ворвался в распахнутое окно и вытащил меня из сладкого цветного сна. Жизнь сулила только приятные сюрпризы.
Чуть позже я приняла от директора искренние поздравления и в спокойной обстановке получила аттестат о среднем образовании. Моя фотография на Доске почёта замкнула длинный ряд снимков лучших учеников прошлых лет. Давние и недавние выпускники стали известными людьми – офицерами, врачами, учителями, спортсменами, артистами, руководителями предприятий, политическими деятелями. А я ничего, кроме хороших оценок, за плечами не имела. Оправдать бы оказанную честь!
