Перемены

Смене места учёбы мама не противилась, о моей будущей успеваемости шибко не беспокоилась. Переживания вызвала лишь отдалённость избранной школы. Добираться до неё в переполненных автобусах было страшновато.

      Толпа нервозно торопливых пассажиров могла раздавить или затоптать любую свою составляющую. Приближаясь к общественному транспорту, я становилась её неотрывной частью и с трудом передвигалась в очумевшем потоке. Но себя не жалела, в новом коллективе хотела быть равной, не иначе. Многие ребята тоже издалека приезжали, едва успевая к первому звонку.

      Итак, очередной учебный год начался. Праздничная сентябрьская толчея наполнилась любопытно-настороженными взорами учителей, учеников и родителей. Одноклассники и одноклассницы, наряженные в стандартные костюмы и платья, всё равно выглядели очень разными. Мои специфические отличия форма не прикрывала, но никто глупых вопросов не задавал.

      Школа оказалась огромной, запутаться можно в кабинетах, коридорах и этажах. Кругом вечно мельтешила разновозрастная ребятня, только первых классов было четыре или пять. Шумные перемены наполняли гулом каждый уголок, я опасалась, что резвящиеся малыши собьют меня с ног и на первых порах передвигалась исключительно вдоль стен и перил. От учёбы мелкие волнения не отвлекали.

      В нашем девятом «б» собрались сильнейшие ученики города. В новой жизни прошлые заслуги не учитывались. Требования по основным предметам значительно превышали образовательные стандарты, через год несколько человек не выдержали умственную нагрузку и вернулись в прежние школы.

      Меня не миновали поражения: «пятёрки» вдруг превратились в «четвёрки», изредка «тройки» проскакивали. Оценки выставлялись заслуженно, я без волокиты их исправляла. Лишь по литературе в тупике застряла, хоть писала сочинения по пунктам и правилам. Строгая и справедливая Нина Александровна ждала авторских рассуждений, а я не умела делиться личными переживаниями. Но стоило попробовать.

      Для начала годилась природно-погодная тема. Меня всегда лирично влекли цветочки-лепесточки, однако за окном звенела капелью ранняя весна. Город ещё пребывал в зимней скованности, кругом безобразно распласталась грязно-серая слякоть, не располагающая к творчеству. Лишь проснувшийся Амур, с натугой и треском срывающий с себя внушительный ледяной панцирь, заслуживал внимания. Вдохновлённая шикарным зрелищем, я живо нарисовала словесную картинку.

      За работу, полную впечатлений, получила "пятёрку". Приоткрытая Душа ничуть не смутилась, надоел ей долголетний плен. Мысленно обращаясь к Нине Александровне, в следующих сочинениях я откровенничала о недавно прочитанном, увиденном, услышанном. Мнение учителя было важнее оценки. Несколькими ободряющими строками, добавленными в конце письменных работ, она направляла подростковые мысли в правильное русло. Я нуждалась в тёплых словах, немножко гордилась похвалой и душевной перепиской. С одноклассниками своими чувствами не делилась.

      Ещё мне нравилась химия – наука точная, сложная, требующая глубокого понимания. Я молча дорожила симпатией преподавателя, занималась вдумчиво и воодушевлённо. Галина Николаевна хвалила по делу и по пустякам, по её добрым пророчествам меня ожидала блестящая научная карьера. Хотелось верить!

      Несмотря на учебное рвение, к некоторым предметам я не испытала ни малейшего интереса. Равнодушным учителям истории хватало краткого пересказа параграфов. Они не углублялись в детали значимых событий, назвал ученик даты и фамилии героев – вот и замечательно.  

      Нечто подобное приключилось с радиоэлектроникой. Потешный дядька вёл уроки, не сильно напрягая юные умы. Блестящий специалист своей области, он не имел педагогического образования и стеснялся ставить плохие оценки. Его ученики поголовно были отличниками и хорошистами. Мне "светил" только второй вариант. И то благодаря соседу-телемастеру, верно спаявшему мудрёные схемы из домашних работ.

      Когда на плато в нужном порядке замигали крохотные разноцветные лампочки, учитель неподдельно восхитился. Наше общение закончилось почти празднично, кроме весёлых огоньков, похожих на новогоднюю иллюминацию, ничего не запомнилось. Углубленный курс радиоэлектроники, предусмотренный программой элитной школы, славно погрузился в прошлое.

      От физкультуры меня привычно освободили, но этот факт совсем не радовал. Подобную невзрачную перспективу по начальной военной подготовке я сама отмела, так жаждала премудрости армейские познать. Без строевых упражнений обошлась, зато лучше мальчишек разбирала и собирала автомат Калашникова, уверенно управлялась с противогазом, знала назначение каждой ампулки и таблетки в пакете индивидуальной защиты.

      Теория давалась легко, но самым приятным событием стали стрельбы в школьном тире. Старенькие пневматические винтовки служили исправно. Сердце ликовало, дрожь в руках выдавала наивысшее волнение, я благоговейно задерживала дыхание и осторожно нажимала на спуск. Весь процесс основывался на интуиции, однако выстрел получался!

      Стоя удержать оружие в неподвижности не удавалось, спастика дёргала мышцы и лишала тело надёжной фиксации. Однако в положении лёжа результаты были похвальными - я прижимала холодный приклад к щеке и раз за разом попадала в центр мишени. Винтовка чуть вздрагивала и приятно толкала в плечо, сообщая, что своё отработала. Эти великолепные ощущения остальных девочек не привлекали, и я охотно растрачивала чужие пули, отпущенные на урок.

      Влечение к оружию вечно полусонный военрук не приветствовал: не подходящее занятие для женщин, тем более для инвалидов. Все мои силы устремились на другие высоты. Английский язык, алгебра и геометрия надолго стали камнями преткновения.