Вообще в те первые годы чекисты больше всего любили расстреливать в банях, в том числе и в монастырских, — может быть, потому, что там им было легче потом смывать кровь. Но стреляли и в подвалах, и просто в домах. Когда монастырские здания нашего городского концлагеря были переделаны под городское жилье, мне как-то показали плохо оштукатуренную стену, где известка осыпалась, и под ней зияли черные дыры от множества пуль.
Е-в видел, как Стельмах, заместитель председателя рязанской ЧК, латыш с черными волосами до плеч, расстреливал двух человек. Он стрелял, спрятавшись за полуоткрытой железной дверью, стрелял плохо, так что те побежали к решетке ворот, трясли ее и пытались убежать. Потом, на том же дворе, вместе с другими Стельмах расстреливал большую группу осужденных за Сапожковское восстание.
Город Сапожок и его уезд расположен на юго-востоке Рязанской губернии. В 1918-1919 годах в окружающих его деревнях полыхали крестьянские восстания, поэтому город был вооружен, на каждой колокольне стояли пулеметы, и отсюда высылали карательные отряды с тем, чтобы за каждого убитого красноармейца сразу же расстреливать десять жителей. Восставшие были плохо организованы и еще хуже вооружены. Против винтовок и пулеметов крестьяне шли с кольями и вилами, в кузницах и мелких мастерских спешно ковали копья и пики — крестьяне бились за свою извечную мечту, за землю.
Один из братьев матери, Михаил Дмитриевич Варламов, работал в Песочне — она рядом с Сапожком — механиком на спиртоводочном заводе и снабжал восставших крестьян пиками, которые ковали в мастерской завода. По его словам, в дни, когда завод стал ничьим, администрация решила спустить все запасы спирта в реку: если народ напьется, то с ним уже не справиться. Вода в реке превратилась если не в водку, то в вино, и сбежавшийся народ черпал ее разной посудой и пил прямо из реки до одурения, сколько мог вместить. Многие тут и тонули...
Свободное копирование
