К числу трагикомических курьезов того времени можно отнести и неожиданное появление в жизни нашей семьи неких Муратовых, принадлежавших к старому дворянскому роду. Когда-то они были известными богачами: у них было несколько имений, большой хороший дом в Рязани. Жили они на широкую ногу — устраивали балы, охоты, ни в чем себе не отказывали, но вести хозяйство не умели, разорились вконец и последнее свое имение за полтора года до революции продали Н.И.Родзевичу, известному в Рязани общественному деятелю, конезаводчику и члену Государственной Думы.
Семья последних Муратовых была небольшой: две дочери, Екатерина Петровна и Вера Петровна, и их брат-неудачник Николай Петрович, который так и не закончил гимназию, ушел из дома и работал машинистом на железной дороге. Женился он на Анюте, двоюродной сестре нашей мамы, причем брак этот Муратовы настолько не признавали, что когда Николай попал в аварию и лежал без денег в больнице, то пришедшей с письмом от него Анюте они выслали через горничную три рубля. Правда, при продаже последнего имения Николаю выделили небольшой хуторок в Александрове... Каково же было наше удивление, когда в 1918 году в нашем доме появилась старуха Муратова и стала доказывать моим родителям, что мы отнюдь с ними не чужие, а весьма близкие родственники, которые должны друг другу помогать. Помогать, естественно, следовало им, так как ЧК арестовала старика Муратова, который не только никакими общественными делами никогда не занимался, но и своих не вел, а теперь доживал последние дни жизни. У нашего же отца было много знакомых во всех советских учреждениях, тем более, что сам он заведовал финансово-материальной частью в ГубОНО и пользовался большим авторитетом в Рязани.
В конце концов дело было улажено, и старика Муратова выпустили после того, как та же Анюта снесла какому-то видному чекисту тушку баранчика. «Неподкупные рыцари революции» очень быстро научились брать взятки и принуждать к их даче других, а при обысках без зазрения совести прикарманивали всё, что им нравилось — золотые часы, украшения, цепочки, портсигары, перстни — все это потом появлялось на них, на их женах или на любовницах. Рязань была маленьким городом, скрыть что-либо было трудно, да они, по-моему, и не пытались скрыть своей алчности.
После того, как старик Муратов был отпущен, его старшая дочь Екатерина Петровна тотчас же увезла своих родителей в какое-то глухое лесничество, где устроилась на работу счетоводом. Она была очень симпатичной женщиной, но в жизни ей не везло: ее муж, офицер, был убит во время Первой мировой войны, а сын утонул в какой-то яме, полной талой снеговой воды, в том самом лесничестве, куда они уехали. Позднее она вышла замуж за толстовца, которых было много в Рязани, но и он скоро умер. Так она осталась с одной дочерью, вышедшей впоследствии за коммуниста. Тот, как мне рассказывала сама Екатерина Петровна, чуть ли не на следующий день после свадьбы заявил по поводу портрета Льва Толстого: «Не позволю, чтобы у меня в квартире висел портрет какого-то графа! Если он вам дорог — вешайте на кухне!»…
Свободное копирование
