Совершенно неожиданно в мою дверь позвонили. Поинтересовавшись, кто это, услышал голос Зингера-старшего, отца Маргарет Барча. Я с удивлением открыл дверь. У входа стояли Зингер и его сын. Они попросили разрешения войти. Естественно, учитывая сложившиеся между нами добрососедские отношения, я пригласил их пройти в гостиную, предложил кофе и, получив согласие, тут же его приготовил.
Уже за чашкой кофе Зингер-отец обратился ко мне с вопросом: «Винсенте, вы собираетесь долго оставаться в Бельгии, не боитесь ли вы начала войны?» Немного задумавшись, я вскоре ответил: «Мне, как гражданину Уругвая, ничего не угрожает. Кроме того, я связан с рядом фирм и могу предполагать, что им тоже ничего не угрожает. Больше того, я еще не потерял веры в то, что учеба в университете в Брюсселе и мои деловые отношения могут быть мне достаточно полезными».
После моего ответа я узнал многое, правда, еще далеко не полное об их семьях. Впервые услышал, что они евреи, именно это в свое время заставило их эмигрировать из Чехословакии. Узнал я и то, что жена брата Маргарет является чистокровной немкой. Более подробно они рассказали о том, как умер Эрнест Барча.
О смерти Эрнеста Барча я уже знал от самой Маргарет. Из разговора с ее отцом и братом мне стали известны некоторые подробности. Маргарет была моложе своего мужа на семнадцать лет. Он венгр по национальности, приехал на отдых в Чехословакию, где они и познакомились, а вскоре, полюбив друг друга, поженились. Ей не было тогда еще и двадцати лет. В 1932 г. у них родился сын, которого они назвали Рене. Семья была очень хорошей, они любили друг друга, жили дружно и вполне обеспеченно. Он был почти миллионером. По уже указанным причинам три семьи эвакуировались в Бельгию.
15 марта 1940 г., то есть в то время, когда я находился в Швейцарии, Эрнест, как всегда, играл с соседями в карты и уже довольно поздно ночью вернулся к себе и лег спать. Совершенно неожиданно он скончался. Врачи определили, что у него произошла закупорка сосудов.
После этого вступления мои гости перешли к основной теме нашего разговора, побудившей их обратиться ко мне. Зингер-отец с женой не исключали возможности в ближайшее время выехать во Францию, а затем в США. Зингер-младший тоже предполагал необходимость покинуть Бельгию, боясь, что он и его жена-немка могут тоже подвергнуться преследованиям в случае оккупации фашистами страны. На некоторое время он еще задержится, так как пока твердо нельзя предположить, что будет иметь место фашистская агрессия. Он должен будет заняться наведением порядка в той фирме, которую они создали в Брюсселе.
Явно волнуясь, Зингер-отец медленно поведал мне, что его дочь, Маргарет, отказывается покинуть Бельгию, где покоится ее муж. Она заявила, что навсегда останется у могилы Эрнеста. Вот именно поэтому, узнав меня в достаточной степени за время нашего совместного проживания в доме на авеню Беко, 106, и нашего знакомства, они решили просить меня оказывать Маргарет покровительство, заботясь о ней и ее сыне. Для материального ее обеспечения они согласны передать мне некоторые деловые связи их фирмы. Узнав от меня, что я занимаюсь тоже какими-то деловыми отношениями, они полагают, что мне это сможет принести пользу. Уезжая из Европы, некоторые свои деловые связи они попытаются сохранить. Свой разговор Зингер закончил вопросом: согласен ли я удовлетворить их просьбу? В то же время он меня заверил, что, устроившись в США, они попытаются уговорить Маргарет переехать к ним. И в этом отношении они не лишают себя надежды, что я поддержу со своей стороны их усилия.
Выслушав все это, я был вынужден подчеркнуть, что не могу представить себе, согласится ли Маргарет на какое-то мое участие в ее жизни. Ведь мы с ней почти незнакомы. Очень редко около дома встречались, здоровались, прощались, только в этом состояло наше знакомство. Со своей стороны, я, конечно, готов помочь ей и ее сыну. Тем более что живем мы в одном доме.
Прощаясь со мной, мои гости заверили, что к этому разговору еще вернутся, а пока о нем не следует никому знать. Совершенно понятно, что это относится и к самой Маргарет.
Оставшись один, я задумался. Я не мог себе представить, в чем будут заключаться наши отношения с Маргарет и ее сыном. Я понимал, что совершил явную ошибку, заверив Зингеров, что намереваюсь пробыть в Бельгии долгое время и что даже начавшаяся агрессия фашистов меня не переубедит в моем решении. Имел ли я право говорить об этом? Ведь даже в то время, когда мы разговаривали с моими соседями, я не мог ручаться, что мне ничего не угрожает. Не создает ли мое, даже не очень близкое, отношение с Маргарет для нее какой-то опасности? Ведь речь идет не только о ней, но и о ее маленьком сынишке!
Думая обо всем этом, я невольно вспоминал образ Маргарет. Я не знал, что она на год старше меня, выглядела достаточно молодо. Безусловно, стройная блондинка с хорошими чертами лица была вполне красивой. Признаюсь, даже редко встречаясь с ней, я чувствовал, что она мне нравится. Кроме того, я сразу мог определить, что она принадлежит к числу весьма культурных людей. До смерти Эрнеста Барча, как мне казалось, она всегда одевалась с большим вкусом, но довольно скромно, вернее, не вызывающе. После его смерти я ее видел всегда в трауре.
Свободное копирование
