Ровно в 12 часов дня раздался громкий звук фанфар — сигнал для официального открытия торжества. Наступил момент поднятия флагов. Наша делегация поручила сделать это А.А.Майской. Она сильно дернула за шнур, и впервые в истории Стратфорда-на-Эйвоне, впервые в истории бесчисленных шекспировских годовщин огромное красное знамя с серпом и молотом, знамя единственного тогда социалистического государства гордо развернулось в воздухе и затрепетало на легком ветерке.
В тот же момент раздались аплодисменты: это подали свой голос бирмингамские рабочие.
Потом все дипломатические делегации выстроились длинную процессию и во главе с хозяевами города отправились осматривать дом, где родился Шекспир. Когда мы уходили, цепочка бирмингамских рабочих окружила нашу мачту и стала на караул. В течение всего дня группы рабочих посменно дежурили около советского флага, охраняя его от каких-либо покушений со стороны реакционных хулиганов.
Из дома Шекспира дипломатическая процессия прошла в церковь, где находится могила великого драматурга. По дороге мы захватили наш венок, привезенный накануне, и на могиле вручили его настоятелю церкви… Мелвиллу, тому самому Мелвиллу, жена которого руководила всей антисоветской кампанией в Стратфорде-на-Эйвоне. Мелвилл принял от нас венок и положил его на могилу, но лицо священника при этом напоминало лицо окаменевшего дракона.
Далее все участники торжества отправились на большой официальный ленч, устроенный хозяевами города в здании муниципалитета. Присутствовали дипломаты, писатели, художники, музыканты, артисты, а также нотабли Стратфорда-на-Эйвоне — всего человек 300–400. Перед началом ленча я предупредил председателя, что хочу сказать несколько слов. Когда с едой было покончено, начались речи. Первым выступил оратор-англичанин, затем выступали дипломаты. Они говорили в порядке очереди по чинам: посол раньше посланника, посланник раньше поверенного в делах, поверенный в делах раньше советника к т.д. Я сидел и внимательно следил за прохождением дипломатических ораторов: вот уже выступили все присутствовавшие послы и посланники, вот уже прошли все поверенные в делах (к числу которых относился и я), а председатель все еще не называл моего имени. Тут явно крылась какая-то антисоветская интрига. Я послал председателю записку: «Напоминаю, что я просил слова». Я видел, как моя записка дошла до председателя, как он ее прочитал, как торопливо совещался со своими соседями и все-таки меня не вызвал. Затем слово было предоставлено советникам, потом начали выступать первые секретари… Тогда я послал вторую записку: «Решительно протестую против ваших маневров, прошу немедленно предоставить мне слово». Когда эта записка дошла до председателя, в президиуме произошла новая и, судя по жестикуляции участников, видимо, еще более горячая консультация. Потом председатель поднялся и с видом человека, который бросается в полынью зимой, наконец назвал мое имя.
В зале раздались аплодисменты и одновременно свистки. Мне показалось, что аудитория по своим симпатиям делилась примерно пополам. Я выждал, пока все успокоились, и начал свою речь. Я говорил о том, какой большой популярностью Шекспир пользуется в СССР, как часто его пьесы ставятся в наших театрах, как я рад представившейся мне возможности выразить здесь от имени моего народа чувства любви и уважения к великому гению всех времен и народов.
Несмотря на сдержанность речи, шум и враждебные выкрики продолжались. Временами я вынужден был останавливаться и пережидать, пока улягутся страсти. Когда я кончил, опять половина зала выражала одобрение, а половина свистела и кричала.
После ленча к нам подошел председатель Шекспировского клуба и с самой любезной улыбкой на устах спросил, не хотим ли мы ознакомиться с достопримечательностями Стратфорда-на-Эйвоне и его окрестностей, в частности осмотреть руины знаменитого замка Кенилворт, воспетого Вальтером Скоттом в одном из его романов. Мы согласились. Подали машину, и мы поехали. Нас сопровождал гид и еще какой-то мужчина средних лет, севший рядом с шофером (впоследствии выяснилось, что это был начальник местной полиции).
Около часа мы наслаждались чудесными пейзажами этой части Англии, посмотрели Кенилворт, а затем подъехали к какой-то маленькой железнодорожной станции. Здесь мужчина, сидевший с шофером, сказал:
— Эта станция лежит на линии Стратфорд — Лондон, но она миль на 15 ближе к Лондону. Вам будет удобно сесть здесь на ваш поезд, который прибудет через несколько минут. Если бы вы вздумали сейчас вернуться в Стратфорд, то этот поезд будет пропущен, а следующего вам пришлось бы дожидаться несколько часов… Стоит ли?
Мы сразу поняли: хозяева города, видимо, боялись, что на вокзале в Стратфорде при нашем отъезде могли произойти какие-либо демонстрации, и потому решили отправить нас в Лондон из другого, более безопасного пункта. Наша делегация, однако, не стала возражать. Главное, для чего мы ездили в Стратфорд-на-Эйвоне, было сделано, а с какой станции возвращаться домой не имело серьезного значения.
На перроне станции продавали вечерние бирмингамские газеты. Торжества в Стратфорде были описаны в них со всеми подробностями и даже с иллюстрациями. Большое место отводилось советской делегации и советскому флагу. В одной из газет имелся такой абзац:
«Представитель Советов мистер Майский в течение всей церемонии выглядел и действовал как самый обыкновенный мирный гражданин, однако известное сомнение вызывал маленький чемоданчик, который он все время держал в руках. Многие думали, что в этом чемоданчике находятся бомбы».
Мы громко расхохотались.
…Лед был сломан. С тех пор советский флаг без всяких трудностей и осложнений ежегодно подымается в Стратфорде-на-Эйвоне 23 апреля.
