На студии Лену Макасееву не любили. Но и она ни с кем не была приветлива. Отличалась от всех – всегда подтянутая, прекрасно одетая, как будто пришла на дипломатический прием, а не на научно-документальную киностудию. Ее муж был намного старше ее.
Говорили, что в свое время он был личным кинооператором и фотографом Сталина. Макасеевы жили в одном из лучших домов Москвы, высотном здании на Котельнической набережной.
Первый раз, когда я на студии пришла к ней с каким-то сценарием об архитектуре, она строго посмотрела на меня и предложила сесть у стола напротив нее. Я села, протянула ей страницы, и вдруг ее лицо как-то разгладилось, смягчилось – она увидела мое сапфировое кольцо, где прозрачный голубой камень был приподнят вверх платиновой, усыпанной крошечными алмазами лапкой. "Покажите", – попросила она. Я сняла кольцо и притянула его ей.
– Французское. Конец XVIII века. Откуда оно у вас?
– От моей бабушки, – ответила я.
– Если захотите продать, скажите, я куплю.
В следующий раз она была приветлива, и даже предложила пойти вместе выпить кофе. "И кто же была ваша бабушка, кoторая носила такое великолепное кольцо?" – спросила Макасеева. Узнав, что бабушка была московской купчихой первой гильдии, стала спрашивать, какие еще антикварные вещи мне достались.
Макасеева рассказала, что она коллекционер, что ее страсть – XVIII век, в основном русский. Все – от мебели до серег. Рассказала, что всегда разыскивает старину и иногда находит уникальные вещи. Что сейчас "охотится" за серебряным чайничком для заварки, с процарапанными кружевными узорами и изогнутой из слоновой кости ручкой. Его владелица, старуха, то согласна продать, то говорит, что никогда не расстанется с ним.
Когда у Макасеева умерла его любимая такса, с ним случился инфаркт. После больницы он лежал дома. Лена была с ним. И она попросила меня вместо студии приехать со сценарием к ней домой.
Богатство было впечатляющим, начиная от цветного мрамора вестибюля здания. Мебель; фигурный паркет; гарднеровский и поповский фарфор; несколько французских ваз, сделанных, как Лена сказала, на фарфоровой фабрике мадам Помпадур. Современный английский фаянс был выставлен на кухне, где мы ели бутерброды с севрюгой и икрой, а потом пили кофе.
Она показала мне свою коллекцию ранних русских акварелей, в основном наивных обаятельных пейзажей. Каждая рама закрывалась маленькой занавесочкой и осторожно открывалась, когда ты смотришь на акварель. Лена говорила, что вещи гораздо терпеливее людей, благороднее, они более красивые и верные, и поэтому она любит вещи, а людей не любит.
Рассказала мне, что стала коллекционером с раннего детства.
Первыми были пуговицы. Она их находила всюду. Куда бы ни приходила, внимательно смотрела на пол, потому что там, особенно в углах, валялись потерянные пуговицы. Все она распределяла по размеру и цвету и выставляла в своей комнате.
Коллекционировать было семейным делом. Отец собирал живопись, его брат – прославленный певец Леонид Утесов – собирал фарфор. Лена, еще девочкой, собирала пуговицы с не меньшей страстью.
Когда мы уезжали (из СССР), она пришла попрощаться и купить серебро, которое нам с собой брать не разрешалось. Забрала даже полусломанный серебряный чайник, наверное, не менее редкий, чем у той старухи, и почерневшую от времени ладью для печенья. Несколько маленьких елизаветинских чарок и черпачок, которыми я обычно играла в детстве, привели ее в восторг, как и наш боксер Фрам. Она бережно завернула серебро в свою косынку. Уходя, пригласила нас и "обязательно" Фрама прийти на следующий день к ним домой на прощальный обед.
Этот вечер был одним из самых красивых и приятных в моей жизни – светлый и радостный, хотя это было время беспокойств. Достаточно сказать, что вместе с нами за столом, на ампирном кресле, сидел Фрам. Макасеев сам завязал вокруг его шеи огромную накрахмаленную салфетку и занимался только им – кормил его, помогал слезть и опять залезть на кресло. Мы говорили о грибах, собаках, о фарфоре, обо всем, что было так далеко от наших тогдашних дел!
Через 30 с лишним лет я приехала в Москву. Прошлась по залам Музея изобразительных искусств, где я когда-то работала, зашла в новое здание с частными коллекциями, подаренными Музею. И там, к своему приятнейшему удивлению, увидела, что один из залов называется "Коллекция Елены Макасеевой" – ее мебель, картины, фарфор. Серебро было выставлено в ее старинном шкафу-горке. И сквозь стекло я смогла разглядеть, среди разных предметов, так хорошо знакомые мне, чарочки и черпачок.
Свободное копирование
