Меня снова избрали в комитет комсомола Института, но на это раз меня рекомендовали уже заместителем секретаря по оргработе. По-моему, моя должность называлась тогда официально – 2-й секретарь комитета комсомола, потому что комитет комсомола института получил статус райкома ВЛКСМ. Первым секретарем комитета ВЛКСМ стал Веня Извеков, а Витю Пушкарева избрали первым секретарем Сталинского райкома комсомола.
Я стал правой рукой 1-го секретаря. Моя обязанность была – подбор людей на все комсомольские должности на факультетах и работа с ними, прием в комсомол, все персональные дела, подготовка заседаний Комитета комсомола и многое другое. Неожиданно для себя я стал крупной комсомольской шишкой. Меня приглашали на заседания к ректору и его заместителям, в партком, в профком, сажали в Президиум всех собраний, выдвинули и избрали членом пленумов Сталинского райкома и Ленинградского горкома ВЛКСМ.
Мое мнение выслушивали и, как я заметил, считались. Ко мне начала стекаться масса информации, которую я жадно поглощал, впитывал ...и мотал себе на ус. Я стал осторожнее в своих суждениях. Оказалось, что во многих случаях лучше промолчать, чем высказываться.
В ноябре мне исполнился 21 год, я был достаточно красноречив и отнюдь не косноязычен. Ребятам нравилось, как я выступал на собраниях и заседаниях, и мой авторитет постоянно рос.
С Веней Извековым у меня постепенно сложились хорошие, даже теплые отношения. Ему было около 30 лет, он носил выпуклые очки, через которые глядели его добрые глаза, и его взгляд располагал к доверию. У него были принципы в жизни, но он не был ортодоксом, и считал, что перемены неизбежны. Веня учился на 5 курсе металлургического факультета, жил в общежитии на Флюговом переудке, и я частенько бывал у него в комнате.
По работе мне приходилось часто заходить в райком, и каждый раз я заглядывал к Вите Пушкареву. Он всегда был рад мне, и мы подолгу говорили обо всем, что нас волновало.
А тогда в 1955 году комсомол, наконец, проснулся, студенты захотели получить ответы на многие вопросы и, прежде всего, на вопрос, почему в комсомоле стало скучно, неинтересно, формально. Мы не хотели больше жить, как прежде, но мы и не знали, как можно по-другому. И об этом начали говорить на всех собраниях. Предлагали какие-то решения. Спорили до хрипоты. И ждали, что же нам скажут наши старшие товарищи. А старшие товарищи тоже не знали, что сказать, и пока молчали.