Подошло таким образом время покоса. Дни стояли прекрасные, солнечные, жаркие, самые благодатные для этого дела. На заливном лугу перед монастырем трава стояла по пояс, с густым, плотным подседом.
Как-то раз поздно вечером, когда мы уже легли на нары, пришел отец Зосима и объявил нам, что наша работа в лесу кончена.
-- Косить завтра поутру, -- сказал он, -- давайте струмент.
Мы сдали ему топоры, пилы и, очень довольные, снова улеглись спать.
-- Еще, ребята, недельку аль полторы живанем здесь, да и того... На настоящую добычу! -- сказал дядя Юфим. -- Пора!
Утром отец Зосима позаботился разбудить нас, когда еще чуть-чуть начинало брезжить. Он принес нам новые, повидимому, только что накануне отбитые косы и брусочницы с зеркальцами, в которых торчали тоже совсем еще новые бруски.
Осмотрев косы и перевязав ручки, мы отправились за отцом Зосимой. Здесь мы услышали по ту сторону стены разговор и топанье: это шли косцы. Калитка отворилась настежь, и в нее, друг за другом, стали выходить послушники с косами в руках. Их было человек двадцать пять, народ все молодой, здоровый, сытый... Одеты были все одинаково: в белые длинные подрясники-балахоны. На головах были черного цвета шапочки, по форме похожие на поповские "камилавки". На ногах опорки на босу ногу. Каждый был подпоясан, кто узеньким ремешком, кто веревочкой, и на этих ремешках и веревочках висели жестяные брусочницы, тоже с зеркальцами, как и у нас.
Отец Зосима, успевший уже, повидимому, "клюнуть", с покрасневшим носом, необыкновенно серьезный и растопырившийся, как индейский петух, повел нас на луг.
С реки поднимался белый туман. Здесь было сыро, и трава стояла, наклонившись, мокрая от росы.
Отмерив шагов семьдесят по берегу речки, отец Зосима остановился и сказал:
-- Атседа начинайте!
Высокий, рыжебородый, долговолосый послушник вышел вперед и, поточив косу, предварительно зачерпнув из речки воды в брусочницу, сказал:
-- Свальник, что ли, отец?..
-- А ты, небось, не знаешь, -- усмехнулся отец Зосима, -- махонький, что ли, аль барин из лягавых?.. Чай, видишь: знамо свальник.
-- Да я так, -- произнес послушник и, поправив на голове шапочку и поплевав на руки, пошел...
Жик! жик! -- раздался приятный звук под его косой. -- Жик, жик...
За этим послушником, дав ему отойти шага четыре, тронулся другой, третий, четвертый...
Мы пошли в конце.
Трава была густая, местами полегшая, спутанная и крепкая на косу.... Прокосы необыкновенно длинные... Часто попадались кочки, которые приходилось обкашивать, что задерживало работу... Под ногами кое-где хлюпала вода... Косу приходилось точить то и дело.
Дойдя до конца прокоса, почти под самую монастырскую стену, шедший впереди послушник остановился, обтер полой балахона потное лицо и, подождав немного, когда подойдут другие, начал делать свальник.
Под косой трава ложилася,
Под серпом горела рожь...
-- запел он вдруг густым басом, покатившимся по лугу и. отозвавшимся по ту сторону реки в сосновом бору:
Ка-а-тя часу не спала!..
-- Вот я те задам! -- завопил отец Зосима, перебивая.-- Игумену скажу... Ах ты, рыжий, красный... Молчать! Я -- хозяин! Не вводи во искушенье... Ах, ты, лодырь гладкий!..
Послушник громко захохотал и крикнул:
-- Я хозяин!
-- Я хозяин! Я хозяин! -- подхватило несколько голосов.
-- Я хозяин! Я хозяин! -- громко и необыкновенно внятно ответило из соснового бора эхо.
-- Молчать! -- пуще прежнего завопил отец Зосима, в ярости затопав ногами. -- Ах вы, лодыри! Кашу вам жрать только!.. Игумену скажу... Косите, косите, вам говорят!.. Встали жеребцы стоялые!
-- Я хозяин! -- опять крикнул кто-то.
-- Озорной народ, -- вполголоса заметил дядя Юфим. -- Да что им, правда... Ишь, морды-то лопнуть хотят... Жеребцы и есть!..
Между тем взошедшее солнце начинало сильно припекать: трава сохла, и косить становилось труднее.
-- Коси коса, пока роса, -- сказал дядя Юфим, начиная третий прокос. -- Роса долой, и мы домой.
Прошли еще по прокосу. Солнце стояло уже высоко. По времени пора уже было завтракать. Но отец Зосима, казалось, и не думал об этом. Он ходил, заложив руки за спину, и покрикивал:
-- Поуспешнее, рабы божьи, поуспешнее!.. Еще прокосик, другой... поуспешней!..
Прошли еще по прокосу, и рыжий послушник, шедший впереди, бросил на землю косу, обтерев, как и давеча, полой балахона потное лицо:
-- Довольно!.. Жрать пора... Эна, какую махину смахнули!..
И правда, скосили много... Высокие, "пухлявые" валы лежали, как гряды.
-- Возов десяток ахнули!
-- Болтай! -- крикнул на него отец Зосима. -- Больно много насчитал... Скажи пять -- и то ладно! Еще бы прокосику...
-- Пять! -- передразнил его послушник. -- Эх, ты, "я хозяин!.." Пойдем-ка, пойдем, нечего разговаривать... Подноси по банке.
-- Только об этом и думаешь, -- проворчал отец Зосима, -- налакаться бы поскорее....
Недовольный, он пошел однако к монастырю. Закинув за плечи косы, звякая на ходу брусками, мы все отправились за ним...
Свободное копирование
