Поужинав, рабочие начали располагаться спать. Кто полез на нары, кто устроился на скамейках... Я сидел и искал глазами места, где бы можно было приткнуться на ночь. Места не находилось, а на грязном полу ложиться не хотелось, да и подостлать было нечего.
Из этого критического положения вывел меня веселый парень, Тереха-Воха.
-- Юфим, -- кричал он кому-то, -- идем, что-ли! -- И, обратившись ко мне, прибавил: -- Пойдем и ты с нами!
-- Куда?
-- В сарай спать... гоже! А тут, -- продолжал он, скаля белые зубы, -- жуть! Клоп... У тебя покрыться-то нету?.. Наплевать... забота! Моим кафтаном покройся, а я полушубком... Юфим!.. -- опять закричал он.
-- Да, иду, иду, леший! торопила!.. И куда гонит... диви на пожар.
И с этими словами к нам из-за печки вышел старый, седобородый, высокий и худой рабочий.
-- Ну, Тереха-Воха, едем! -- сказал он и ласково добавил: -- Рязань косопузая...
-- Вот и он с нами, -- сказал Тереха, кивнув на меня. -- Вновь... жалко!..
-- Не трожь, идет, -- сказал Юфим, -- места хватит...
Мы вышли из хаты и направились к сараю, стоявшему поодаль от других строений... Это было огромное, старинное строение, крытое железом, со сквозными, расположенными друг против друга воротами так, чтобы можно было въезжать в сарай с возом с одной стороны и, скинув воз (в сарае убиралось сено), выехать порбжнем в другие ворота.
В сарае было темно и пахло клевером... Мужики смело, а я осторожно ступая, боясь споткнуться и упасть впотьмах, прошли на известное, облюбованное ими раньше место в углу и опустились на землю. Я сделал то же.
-- Пошарь руками круг себя, -- сказал мне Тереха, -- посбирай ошурков... подложь под себя... кафтаном прикройся... Да, правда, не холодно... благодать!.. Ворота что ж не прикрыли, а? Закрыть, что ли, дядя Юфим, а?
-- Не трожь, открыты, -- сказал Юфим и добавил: -- Ночь-то теперича с воробьиный шаг... На хозяйскую руку тянет... Ну, правда, и нашему брату почет другой... А дай-ка, вот, лето пройдет, месяц июль -- хозяину в рыло плюй... Нужны мы тогда!
Он помолчал и добавил:
-- Чу, как на реке лягушки кричат... рады теплу.
-- А грому вот еще не слыхать... знать, не было еще! -- сказал Тереха.
-- Был! -- произнес Юфим.-- Я слышал... намедни ночью... Ты спал.
Они замолчали... В открытые ворота смутно белело что-то, похожее на туман. Где-то далеко под горой, на реке, ухала выпь.. Где-то, тоже далеко, звонили в сторожевой колокол.
-- Кто это кричит, а? -- спросил Тереха. -- Дядя Юфим, слышь?..
-- Птица... выпь...
-- Что ж она как страшно, словно стонет... Жуть!
-- Стало быть, так ей надо.
Они опять помолчали довольно долго. Потом Юфим сказал:
-- Завтра праздник, не работать, -- и обратился ко мне:-- Земляк!.. слышь, что ли, спишь?..
-- Нет! -- сказал я.
-- Денег готовь, -- продолжал он, -- на гудуху... в винополию завтра пойдем...
-- Это зачем же?
-- А затем... порядок здесь такой заведен: как, значит, новый приделился, -- четвертную с него!.. Ничего, брат, не попишешь... В чужой монастырь со своим уставом не пойдешь... А деньги нарядчик даст... опосля зачтет... Эх, хе, хе!-- зевнул он, -- аль уснуть, что ли?
-- Не хотца чтой-то, -- сказал Тереха и добавил: -- Ты рассказал бы, дядя Юфим, что-нибудь... пра, ей-богу...
-- Про что рассказывать-то... Нечего рассказывать... все переговорено... Спи-ка!
-- В деревню бы теперь, домой, -- вздохнув, произнес Тереха. -- Живы иль, нет ли... писем не шлют...
-- Чего ты таматка не видал? -- сказал Юфим. -- Небось, там и жрать-то неча... Знаю я вашу сторону... серый народ... Недаром говорится: Рязань косопузая... Косопузая и есть.
-- А ты нешто был в нашей стороне? -- воскликнул Тереха.
-- Ты спроси, где я не был, -- ответил Юфим и, помолчав, произнес: -- Н-да... Всего было... Тереха ты Boxa, ничего-то ты, брат, не смыслишь... Большой ты малый, а дурак дураком и уши холодные... проведет тебя всякий, дурака, да выведет... Прост ты!.. А простота-то хуже воровства... Женить тебя, дурака, надо.
-- Подняться, Дядя Юфим, нечем... Нужда... жуть!.. А жениться -- деньги нужны... успею еще...
-- Успеть-то успеешь, а все-таки...
-- А ты, дядя Юфим, женатый? -- спросил Тереха-Воха.
-- А тебе что?
-- Так я.
-- Был женат... Э, да что с тобой... спи!
-- Померла, знать, жена-то? -- спросил Тереха.
-- Померла... да... -- тихо ответил Юфим и вдруг совсем каким-то другим, сердитым голосом почти крикнул: -- Убили ее!.. не своей смертью померла... Двое детей было, -- продолжал он торопливо и тихо, -- ухайдакали, прирезали, как овец...
-- Как же это дело-то было? -- с дрожью в голосе, топотом спросил Тереха и жалобно, как ребенок, начал просить: -- Расскажи, дядя Юфим... Дяденька, золотой... расскажи...
-- Отстань, -- сердито сказал Юфим,-- чего пристал... Чисто махонький...
-- Да расскажи... любопытно... Как так... Дяденька Юфим, а?
-- Тебе, дураку, любопытно, -- видимо сердясь, заговорил Юфим, -- а у меня, може, сердце кровью обливается, как вспомню... Любопытного, брат, мало... Дурак ты... да и я не умен.
Он завозился впотьмах, что-то шаря, и, немного погодя, вдруг чиркнул по коробке спичкой и стал закуривать трубку. Слабый трепетный свет спички осветил его лицо, нахмуренные седые брови, бороду, Тереху, лежавшего навзничь, подложив под голову руки, наш угол, стену, и вдруг погас... В сарае сразу стало как будто темнее, глуше и тоскливее, чем было прежде.
Свободное копирование
