На крыльцо, хлопнув стеклянной дверью, вышел "сам". Одет он был в какую-то серую куртку с синим воротником и большими блестящими пуговицами. На голове фуражка с двумя козырьками, спереди и сзади; рабочие называют такие головные уборы по-своему: "здравствуй и прощай". Светлые брюки были заправлены за голенища блестяще вычищенных сапог... Сильный запах духов сирени шел от него, как от цветущего куста. Кругленькое румяное лицо лоснилось, точно отполированное... В одной руке он держал тросточку с набалдашником в виде головы какого-то мудреца, а в другой -- дымящуюся сигару.
Увидя его, нарядчик сдернул с головы картуз и, как-то изгибаясь, глядя на него заискивающими, точно у провинившейся собаки, глазами и сам похожий на собаку, крадущуюся под тетерева, сказал:
-- С добрым утром, барин!.. Здравствуйте! Все ли здоровы-с?
-- Здорово, Егор! -- кивнув головой, ответил "сам". -- Ну, что... а?.. Как?.. -- И, увидев меня, он воскликнул: -- А-а, приятель, пришел!..
Он остановился и глядел на меня, попыхивая сигарой и стуча тросточкой о перила крыльца.
-- Пришел, а? -- повторил он и, обернувшись к нарядчику, добавил: -- Вот, Егор, новый рабочий... а?..
-- Слушаю-сь! -- сказал Егор. -- Да только, -- продолжал он, -- осмелюсь вам доложить, барин, будет ли он работать-то!..
-- А что?
-- Жиденек-с... А главная причина: тутошний, московский... Сами изволите знать, -- народец!.. Скандалисты... пьяницы. Сказать опять ничего нельзя: того гляди, норовят в рыло-с... Грех один... набалованный народ, необузданный. Прямо надо говорить: никакого трепету нет... все не так, да не эдак... "Харчи плохи"... "На работу рано будишь"... Матерщинники тоже -- наказанье господне!.. Сказать ничего нельзя: "чорт", "дьявол" -- только тебе и званья... Народ только развращают... смутьяны!.. По-моему, осмелюсь доложить, не надо брать его, -- он кивнул на меня, -- дальнего бы какого... А между прочим, воля ваша-с...
-- Так как же быть? -- вопросительно глядя на меня, произнес "сам" и добавил: -- Слышишь, а?.. -- И, видя, что я молчу, он нахмурился и, застучав тросточкой по перильцам, продолжал, возвышая голос: -- У меня чтоб тихо!.. Его слушать, -- указал он сигарой на нарядчика. -- А то к чорту! Приведу урядника... связать прикажу... выдеру!.. расчета не дам... Хамы!.. Идиоты!.. Смеют разговаривать!.. Молчать!-- закричал он весь красный и, видя, что я и то молчу, обратился к нарядчику и сказал:-- Чуть что, -- за урядником!.. За прогул и вообще, -- снова обратился он ко мне, -- за порчу инструмента, за лень -- вычет... двойной!.. Понял... а?..
-- Понял, -- ответил я.
-- Останешься?
-- Остаюсь.
-- Егор, поставь его на дело!.. Рабочие уехали?
-- Так точно.
-- Я пойду в конюшню... Как нога у Стрелки?
-- Полегше.
-- Ну, поставь его!-- опять сказал он, кивнув на меня,-- а коли что, к чорту...
Он сошел с крыльца и направился, помахивая тросточкой, через площадку к конюшне.
Свободное копирование
