Однако трудно быть как все, если в тебе от природы есть нечто индивидуальное. Приходится метаться между этим, твоим, генетически заложенном или семьей привитым, и навязанным извне. Уличные плакаты, лозунги на демонстрациях, школьные ораторы старательно вколачивали в твои недозревшие мозги мысль о великой миссии социалистического общества в деле твоего воспитания. Компартия, комсомол и пионерия долбили главную идею: ты – винтик единой махины. А никуда не вставленный винтик – это просто бесполезная железячка.
И меня забыли вставить в пионерскую организацию, пока я кочевала по больницам, а моих одноклассниц принимали в пионеры, и как же я переживала!
Вспомнили случайно.
Вот класс выстраивается на очередную праздничную линейку. На всех моих одноклассницах пламенеют галстуки. Клавдия Михайловна смотрит на меня озабоченно:
– Люся, ты забыла галстук?
– Так я же еще не пионерка.
Клавдия Михайловна хватается за голову: Люсю Курач не охватили пионерской организацией! Какой позор!
Где-то находят галстук, чтобы исправить положение: немедленно охватить! Вон как раз сегодня второклассников принимают в пионеры!
Меня не смущало, что я, ученица четвертого класса, возвышаюсь над второклассниками на целую голову и повторяю за пионервожатой:
…перед лицом своих товарищей
торжественно обещаю:
горячо любить свою Родину,
Жить, учиться и бороться,
как завещал великий Ленин,
как учит Коммунистическая партия,
Всегда выполнять Законы
пионеров Советского Союза!
А потом я бегу по улице в новеньком красном галстуке к папе на работу – похвастаться. Как же, я теперь «охваченная»! Мне кажется, что прохожие радуются вместе со мной, длинноногой дылдой в школьном парадном переднике и с галстуком на шее.
Но как же так? Да сколько я себя помню, мне в коллективе всегда было неуютно! Человеком я себя чувствовала лишь дома и в окружении нескольких близких друзей! Класс, отряд, группа, толпа меня угнетали. Одинаковость меня удручала.
И что я получила в результате этого ввинчивания в систему? Пионерские линейки да комсомольские собрания. В комсомол я тоже попала с большим опозданием.
Линейка – это когда стоишь часами в ожидании какого-то гостя-ветерана Великой отечественной или знатного сталевара, а потом с ног валишься, пока он предается воспоминаниям и призывает тебя служить верно делу Ленина-Сталина. И всегда почему-то либо солнце шпарит как в Африке, или дождь кропит твою голову. А там, возле пионерского флага, толпится школьная администрация и гости – под зонтиками, пока ты либо мерзнешь, либо потеешь, либо мокнешь в пионерском строю.
На комсомольских собраниях хоть сидя терпишь все эти казенные речи, изнывая от голода и скуки.
Короче – все мы были вопреки своему желанию винтиками системы, и она приучала нас к терпению, терпению и еще раз к терпению. И послушанию. Система призывала быть в строю, в коллективе, не высовываться, подальше засунув свое «я».
И как же это «я» было ненавистно системе – в образовании, просвещении, воспитании! Она (система) старалась обезличить «я», подогнать под один размер.
На уроках литературы и прочих гуманитарных дисциплинах «я» ученика помалкивало, ибо «я» учителя подавляло его нещадно. Высказать свою точку зрения, склонить учителя к диспуту было невозможно. И винтик-ученик знал свое место – не дергался, повторял за учителем и автором учебника что положено. А винтик-учитель уже так хорошо пристроился к системе, что и не пытался выскочить из нее.
Находились, конечно, и «ущербные» винтики, имеющие смелость не попугайничать, а выражать свои крамольно-критические мысли вслух, но то были единицы на общем унылом фоне. Потому и запомнилась Вера Львовна Варшавская, Давид Соломонович Шулимович, Мария Семеновна... Их интеллект, эрудиция не укладывались в прокрустово ложе советской системы образования.
Свободное копирование
