Глава двенадцатая
Сентябрь сорок третьего был замечательно теплым. За лето мы отъелись овощей и зелени, а также фруктов. За городом Управа выделила землю под огороды. Это было большое подспорье для поселка. Но веса мы, дети, не набирали от растительной пищи – тянулись только вверх. Папа с мамой наоборот – росли вниз. Папа как опустил голову с приходом немцев, так и ходил, словно хотел изо всех сил сделаться незаметным. Маму же гнула к земле неутихающая язва. В доме не было ни жиров, ни молока, ни мяса, и всегда не хватало хлеба.
И вот однажды появилось в доме целое богатство, подаренное бывшей папиной ученицей, – поросенок! Совсем крошечный. Это было дитя военного времени – худенькое, юркое и нервное, с перепуганными черными глазками. Мы с Лялькой теперь целые дни проводили в подвале, где прятали поросенка от посторонних глаз, и поднимали такой визг, что прибегала мама:
– С ума сошли, вся улица слышит!
– Это не мы, это он!
Визжали втроем, уж очень было весело с этой живой игрушкой.
А в поселке что-то случилось. Немцы словно все одновременно повылезали на улицу. Наши постояльцы так и не вернулись из очередной поездки. Со стороны огородов гремела невидимая гроза, хотя небо оставалось безмятежно-синим. Под вечер наша улица наполнилась уже ближним грохотом – то проезжала немецкая техника, за которой топала усталая пехота с надвинутыми на глаза касками.
– Фронт приближается, надо завтра же копать картошку, как бы не опоздать, –забеспокоился папа.
Картошку родители и Ната копали весь день и привезли на тачке, сооруженной недавно папой. Хлеб теперь не ели – из него делали сухари. А однажды утром мы с сестрицей обнаружили вместо поросенка лишь посыпанные солью дрожащие жидким салом шкурки и устроили великий плач. Правда, успокоились быстро – душистыми кусочками жареного мяса, которого не ели с самого начала войны. Это был настоящий праздник для желудка! Борщ и жаркое – просто довоенное лакомство. Поминки по рано убиенному поросенку отмечали в подвале, куда грохот дальнобойных орудий проникал в образе летней грозы и не так пугал.
– Сима, надо сегодня же машинку спрятать.
Ага, значит, снова будут закапывать «зингеровскую» швейную машинку!
– Мы уезжаем? – спросила я.
– Типун тебе на язык!
Мама боялась всяческих примет. У нас в приметы верил весь поселок.
Они как бы заменяли недостаток веры в Бога. Спросишь, куда мы идем? – и в ответ получаешь испуганное:
– За кудыкину гору.
Базар, кино, гости, тетя Рая – ничего нельзя было озвучивать как конечный пункт направления, все было таинственной «кудыкиной горой», потому что могло принести неудачу. Вот, мол, когда придем на место, сама увидишь.
– Никуда мы не едем, мы наших дождемся.
Последние дни только и слышалось:
– Вот когда наши придут...