11 марта
Вчера сел было писать, о чем ночью раздумался, а появился Жуковский, отвлек. Возвращаюсь сегодня.
Двадцать лет мы здесь называемся "евлогианами". Мне это всегда нравилось. Скромный какой-то стиль, просвещенный, без шуму и политики. "Церковь -- духовный организм. Дух и Любовь -- вот ее основы". А не политика, не ковы и не брани. При мне Сергиево Подворье основалось, мне всегда близок был этот русско-монастырский холм в Париже, я с ним связан. (Раз даже читал в его пользу. Был благословлен оттуда на поездку на св. Афон) {Книга Б. К. Зайцева "Афон" посвящена митрополиту Евлогию.}.
Также и к митрополиту всегда был расположен. Просто нравился мне он, со всей его как будто русской и обломовщиной, поглаживанием бороды, добрым и умным взглядом, не без русского и лукавства... Полный, неповоротливый, но с лицом прямо красивым, до такой степени туляк наш, сын протоиерея Георгиевского, как Жуковский -- в миру Василий... Первые годы эмиграции он меня даже воодушевлял. Архиерей, ставящий на интеллигенцию, на профессоров, писателей, сам много читающий -- чуть-что не подписчик "Современных Записок". И вот вокруг него новые церкви, небольшие общежития монастырские, в Сергиевом Подворье, на гроши созданном, -- Богословский Институт. Молодежь, новые священники оттуда выходят. Государства, политики нет. Это все иной мир. Тут молитва, наука, к человеку сочувствие... Много было всяческих треволнений, наскоков на церковь евлогианскую -- под конец и премудро она прикрепилась к Вселенскому Патриарху, ни от Москвы, ни от Карловцев не завися. Часть вселенского Православия. Не значит, что русскость свою теряет. Патриарх ничего ей не навязывает. Наоборот, сохраняет всю свободу и духовность, и все это по тому правилу церковному, что если православные оказались почему-либо вне своей страны, то они поступают под покровительство Вселенского Патриарха. А уж тут известно "почему" и в каких условиях церковь на родине.
И вот теперь дожили мы до некоторой драмы. "Я тебя породил, я тебя и убью". Сам владыка Евлогий и оказался противником духа церкви своей, экзархатной, оказался против Сергиева Подворья, за церковь государственную -- Москву, разумеется. "Потянуло на родину" -- хочется на родной земле кости сложить и свою церковь евлогианскую уже сейчас внедрить в землю Российскую. "Тула", "Одоевский уезд"...-- это свое, земляное, а дух Вселенской, всемирной, скитальческой и гонимой церкви с вековой культурою Византии, с творчеством и богословов, и историков, философов, поэтов, дух единения в любви, но физического одиночества -- все это от владыки отошло.
"Может быть, Бог меня скоро приберет, может быть, мне придется отойти от вас" -- так говорит он Сергиеву Подворью.
Чем это кончится, неведомо.
Но ставится вопрос самоопределения. За кого же ты, русский писатель, светский, но православный?
О, конечно, за странничество, за свободу, за нечиновничество, подальше от страшной и кровавой громады государства. Пусть церковь в России идет тем путем, какой выбрала -- там путь этот (для лучших) страдальческий. Но здесь, для нас, исключенных ведь даже из подданства России -- здесь путь все тот же, всегда один. Горсть может противостать Левиафану. Левиафан может ее раздавить физически, но никогда не одолеет самого духа истины -- а ему-то вполне подходит корениться именно в горсти невидной. Так ведь не только теперь было. Легионы римские не меньшей силой государства были, а не могли овладеть свободой горсти.
Нет, Бог с ним, с государством. Чем от него независимей, тем и лучше. Православие давно обвиняли в слишком большом подчинении власти. Католики, обвинители, сами создали слишком уж священную власть, само католичество свое обратив во вселенское государство. Вселенское православие, русское, не московского провинциального покроя, только было начало "процветать" здесь на западе, но вот вдохновитель его повернул руль... Что же, кажется, плыть ему теперь в одиночестве вдалеке знакомые для него края -- Тула, Одоев, а там и Москва с канцеляриями и синодом, с обер-прокурором синода этого воспоминания далекие. Были времена ведь, он в синоде заседал, и в Государственной Думе. Кроме национализма, не прежний ли, дореформенно-синодальный архиерей в нем проснулся? Опять под чью-то "высокую руку"?
Не знаю, как все выйдет. Никак не собираюсь осуждать инакочувствующего. Просто лишь отмечаю, как бы в летописи. Погибнет ли Сергиево Подворье или же выживет? Все равно, сердце наше останется -- в России с церковью умученной, с ее исповедниками и страдальцами, а здесь с простором и новым стилем вечного православия. Это православие может строить храмы только нищие, никогда не будет иметь пристанища прочного, его будут гнать. Если в некоторое время и вернется оно на землю русскую, то для того, чтобы и там отстаивать всегдашнее превышение духовно-церковного над государственным: независимость и свободу церкви.