Пребывание в тюрьме не прошло для меня бесследно. Здесь я столкнулся вплотную с революционно настроенным студенчеством. В нашей камере сидело человек двадцать пять- тридцать. Часть из них принадлежала к различным антиправительственным партиям, но были и такие люди, которые ни к каким партиям не принадлежали и вообще о политической борьбе, тем более о подпольной работе, имели весьма смутное представление. Мы с интересом прислушивались к жарким спорам, постоянно вспыхивавшим между заключенными.
Вспоминаю часы, когда к нам приходили на свидание родные и знакомые. Когда я спустился вниз в комнату для свиданий, она кишмя кишела самой разнообразной публикой. Нигде не было свободного уголка. Многие разговаривали стоя. Посетители принесли с собой всякие продукты, цветы. Мне сразу бросилась в глаза фигура известного русского искусствоведа и критика Владимира Васильевича Стасова, пришедшего к своей племяннице-курсистке, также арестованной у Казанского собора. Владимир Васильевич тепло, приветливо разговаривал со многими из арестованных. В его словах чувствовалась большая симпатия к нам.
Когда начались допросы, следователь всячески старался установить мою причастность к революционным организациям, но ничем доказать этого не мог, так как не было фактов, подтверждавших мою революционную деятельность.
Но однажды, явившись на очередной допрос, я был удивлен переменой в поведении моего следователя. Он был на сей раз изысканно вежлив и любезен. Всё стало понятно, когда я услышал от него:
-- Что же вы мне сразу не сказали, что за вас хлопочет генерал Маслов?
Оказалось, мать обратилась за помощью к другу своей молодости Маслову, главному военному прокурору. Она всё допытывалась у Маслова -- повесят ли меня. Генерал убедил ее, что меня не повесят, и мама успокоилась.
Вмешательство столь влиятельного лица быстро сделало свое дело. Я оказался на свободе.
Мать и сестра радостно встретили меня, не допытываясь об обстоятельствах, вызвавших мой арест. Но многие родственники и знакомые отвернулись от "бунтовщика". В одной из квартир, где меня встречали всегда, как желанного гостя, я услышал от швейцара: "Вас не приказано принимать". Некоторые знакомые прислали мне вежливо-официальные письма, смысл которых заключался в просьбе не посещать их.
Но были среди знакомых и такие, которые встретили меня по выходе из тюрьмы с распростертыми объятиями.
Свободное копирование
