<11 марта 1866 г.>
Январь и февраль я провел спокойно, потому что в 11--12 No "Современника" за прошлый год напечатали "Похождения бедного провинциала в столице", а в 1 и 2 NoNo за 1866 г.-- 1-ю часть романа "Горнорабочие". Но первая часть много потерпела сокращений в редакции: Некрасов говорил, что написано резко, но Пыпин говорил, что много нелепостей и вовсе ненужных вещей. Так, рассуждения общества о поступке Елены, ходьба соседки Елены с Еленой к письмоводителю и управляющему, наказание Елены отцом в бане -- целые две главы выкинули, и вместо них я написал одну главу в одну страничку. Теперь Некрасов как будто недоволен мной, потому будто, что вторая часть ему не нравится. Но он еще не читал ее, а будто бы Пыпин говорил ему, что в романе есть такие вещи, по которым нельзя печатать романа. Третьего дня я прочитал Некрасову ту главу, в которой Онисья Кириловна представилась к главному начальнику, и ему не понравилось описание главного начальника. "Это так безграмотно, что так не напишет последний подьячий". Когда я сказал ему, что я могу это изменить, то он отдал мне всю 2-ю часть и велел перечитать ее снова. Я перечитал и поправил снова. Сегодня он сказал мне, что прочтет первую главу -- и все-таки обещается не откладывать печатаньем. А мне так и кажется, что он отложит до апрельской книжки.
Я и сам сознаю, что надо бы заняться романом хорошенько, но в настоящее время я решительно не имею возможности, потому что нет денег.
Теперь я думаю, что живя в Петербурге, на литературу нечего рассчитывать. В редакции "Современника" смотрят на меня с пренебрежением, как на недоучку, человека неразвитого, которого можно запугать, обойтись так -- что ты человек нам не парный. Я очень хорошо понимаю, что если они и печатают роман, так только ради христа... Это мне обидно. Но что я сделаю? Курочкин говорит, что я получаю много денег, и этим как будто старается намекнуть, что я могу и подождать со своими статьями. А я между тем сижу без копейки да должен редакции "Современника" около 50 руб. Кроме этого, меня мучит долг капитану парохода "Кавказ и Меркурий" Козлову. Все они, вероятно, не живали так бедно, как я, потому так и судят. Кроме Козлова, я расплатился со всеми, т. е. выплатил долгу рублей триста,-- а жить-то чем?
Вот теперь литературные чтения, а я не имею возможности попасть туда, потому что нет денег, да и я все еще ни с одним литератором не знаком, и если редакторы "Искры" и "Будильника" рекомендуют меня которому-нибудь, так те эту рекомендацию считают одной формой. Впрочем, это меня огорчает, да и я сам веду себя так, что никто со мною не разговаривает. А познакомиться с хорошими людьми не мешало бы.
Некрасов в отношении ко мне сделался всё равно, что директор департамента к помощнику столоначальника.
Поэтому я хочу уехать в провинцию с женой, которая возьмет там место бабки. Но раньше этого мне нужно запастись материалом для романа "Петербургские рабочие", и этот роман я буду писать в провинции. Кроме этого, мне опротивело жить с родными жены, ее братом и сестрой. С братом ее я никак не могу сойтись, потому что он считает себя в семействе что-то в роде отца и хочет подчинить меня своему влиянию. Постоянные насмешки его, ссоры сестры с женой и укоры, что я пьянствую,-- выводят меня из терпения, а разъехаться от них на квартиру для меня будет хотя и лучше, но зато брат жены потребует с жены деньги, которые он давал ей до замужества на прожитье. Это такой человек, который каждую копейку, данную им когда-нибудь, выворотит назад. И кроме этих мелочных счетов, он ничем не занят. Книг он не читает: "Если бы в них печатали как наживать деньги, я стал бы их читать",-- говорит он и вообще о литераторах относится, как о людях, ничего не делающих. Кроме этого, в нем барство-лакейство довольно развито, и он часто говорит жене, что она вышла замуж не за чиновника, и не за такого человека, который нигде не служит и которого, может быть, еще и в рекруты возьмут. Он очень любит тереться около знакомых бар: чашка чаю, кофею, обед и прием -- для него много значат.
Сестра его -- глупая и пустая женщина. Воспитанная в кругу глупых чиновников, дочь уездного туза -- стряпчего и в бедности ходившая к разным богатым людям, которые хотя ее и не считали за родню, но все-таки оказывали ей холодное внимание,-- она, перенявши кое-что от них внешнее, стала мечтать о чиновничестве, о властвовании, и когда муж ее получил чин, она уже никак не хочет равнять себя с какими-нибудь нечиновниками, лишь бы эти нечиновники не были купцы. Она говорит, как торговка, в горячности упрекает жену мной, что я не чиновник, старается что-нибудь стянуть, весь день поет и ничего не делает. Хорошо еще, что она подолгу гостит на Петровском острове у Ждановых, а <то> от нее не было бы покою: между ей и женой идут постоянные ссоры. Первая начинает Анна Семеновна.
"Русское Слово" приостановлено на 5 месяцев. Благовещенский рад этому, потому что начало его второй части вышло глупое, бессмысленное и до невероятности натянутое.
У моей дочери уже вторая кормилица. Плотим 5 р. с нашим содержанием. Недешево она досталась. По выходе из больницы жены -- жену лечил доктор Сертугин две недели. Хотя же Марию и кормили свежим коровьим молоком, но она стала худеть, а как наняли первую кормилицу, то пришлось покупать лекарств рубля на 3. Первая кормилица попалась 35 лет, чухонка. Она старалась накормить и уложить ребенка, а говорить с ребенком ей не хотелось. Маша насосала ей груди, которые на 20-й день сосания заболели. Теперь другая кормилица, крестьянка Дарья Ивановна. Она водится хорошо, и Маша целый день гуляет, а ночь спит. Маша очень нетерпелива: если мокры подстилки, ни за что не хочет лежать, не любит переодеванья, пересыпки, и если захочет есть, то ни за что не станет лежать, хоть тут ей как ни пой. Она еще ничего не выговаривает, зубы еще не прорезываются, кормим кашей из сухарей с сахаром; слюны идут, кажется скоро будут прорезываться зубы.
С Дмитриевым, редактором "Будильника", вышел какой-то скандал. Когда я был в редакции, то целый час слушал литераторов -- ничего не мог понять. Кажется известный Мих. Воронов сочинил какую-то статью на кого-то, и издатель "Будильника" напечатал ее в "Будильнике" без согласия Дмитриева, и Дмитриев хочет отказаться от редакции.
11 марта 1866 г.
Свободное копирование
