<5 мая 1865 г.>
Сижу я пьяный у растворенного окна во двор. Слышу слева разговоры баб -- барынь опетербуржившихся. Толкуют они <...> т. е. пустяки; живого, для души разговора нет. Толкует и жена моя -- ей не выдумать толковать дела. У нее практическая жизнь: хлеб почем, квартира почем, тот какой, этот живет дрянно -- и посочувствует говорящим и сидящим с ней. Ну, на это наплевать: это в тысячу раз надоело! (Я не <пре>увеличиваю, как <пре>увеличивают господа сочинители, говоря: "грязь по колено" -- ничего подобного я не видал). Направо я слышу из двора веселые крики ребят, по-простонародному -- ребятишек, они играют в бабки. Я чуть не всплакнул, потому что мне сейчас представилось то, как я играл в детстве в бабки; мне играть хотелось, хотелось быть ребенком для того, чтобы не чувствовать страданий, мучащих меня даже и тогда, когда я пишу свои "Между людьми". Хочется мне закричать: "Господи, отчего я не ребенок?.." Мне хотелось быть ребенком, но только ребенком умным, которому бы можно было отдохнуть... Да и ребенку многое прощается.
-- Мой муж не разговорчив...
-- Вот и Серафима Семеновна замуж вышла, и ты выйдешь замуж,-- говорит старуха у моих дверей.
-- Я не пойду.
-- Замужем лучше....
-- Лучше, если жить насчет мужа: знай себе спи, командуй над кухаркой!.. Где же свобода? легкий труд?
А то, что я людей еще видел мало, женился рано и на такой, которая стоит ниже меня по развитию? Она выглядит снисходительной барыней, я -- мужиком развитым; она живет на мои деньги и ничего не делает. Ей нужно хорошее платье, мне хочется надеть мужицкое; она настаивает, чтобы я гулял с нею под руку и был одет в хорошую одежду, а я не хочу.-- Жалко эту женщину. Она начала поддаваться моему влиянию: сидит дома, читает книги со скуки, ходит просто, говорит просто с бедными людьми; скучает, если меня долго нет дома, думает, когда я пьян; но как понять: насильственное это или натуральное? Она отупеет больше, когда будет у нее ребенок, и воспитание даст глупое. Что делать?
Я чувствую, что я пишу, как пишут все мечтающие о себе, что они -- непонятые люди, которым ничего больше не осталось, как умереть. Но я думаю, что мою третью часть "Между людьми" поймут, потому что я много выстрадал в Петербурге, много видел страдальцев в нем. Я связан теперь: жена, ребенок, который от нее родится.
Поют песни портные на Апраксин двор. Они поют от безделья. Но это пение словно раздирает мои мозги.
Впрочем, желать много не стоит. Меня понять трудно. Может быть, таких людей много, но утверждать не хочу, потому что вообще говорить, что таких людей мы знаем, -- трудно. Я думаю -- есть, потому что они мыслят различно: одни умеют высказываться, другие сосредоточиваются в себе. Да я-то что за особа? Таких людей, как я, очень и очень много...
5 мая 1865 г.
Свободное копирование
