Только я зашел в ограду, Роман увидел меня и сразу узнал. Выскочил навстречу и закричал своим детям:
-Степан, Илья, идите скорей, ваш дядя с фронта приехал!
Дети прибежали со двора, где они давали сено скоту, а мы уже схватились в объятия, целуемся. Подбежали парни, уже взросленькие, я их узнать не могу, перецеловал всех подряд, и мы пошли в избу. Там было еще двое: восьмилетний Вася и шестилетняя Арина. Я вижу, что хозяином в доме Роман, а Семен Петрович поздоровался, пожал руку и спросил:
-Что ты совсем пришел или на время?
-На два месяца по болезни.
-Что-то ты больно худой, не газами ли потравили, как Романа?
-Нет, я два раза переболел ангиной, в поезде всю дорогу болел.
Роман своей жене говорит:
-Ну, Фекла, давай на стол налаживай, а я пойду водки поищу.
Семен Петрович поддержал:
-Да, надо, надо!
Роман ушел, а Фекла стала собирать еду на стол, Аксинью заставили топить баню, а ребятишек отправили к Мирону Левонтьевичу и к Нине, они недалеко жили, чтобы их позвать в гости. Стал собираться народ: старухи, старики, девчата – Это уж так принято, если казак на побывку или совсем с войны придет, то собираются люди, чтобы расспросить про своих. Но у меня расспрашивать не пришлось, потому что наша станица служила в Первом Читинском полку, а меня отправили в Первый Аргунский полк, и из Улятуя со мной служил один Гурулев Зиновий Лупанович. Я на второй день пошел к его матери рассказать, как мы вместе служили. Мать Зины очень обрадовалась, когда увидела меня. Я ей все рассказал и успокоил:
-Теперь уже бои кончились. Зина цел, здоров, зимой, наверно, приедет, ждите.
Она осталась очень довольна моим посещением.
А у Семена Петровича большой гулянки не состоялось, потому что Роман нашел только один литр спирта, а народу собралось много. Но мы хорошо посидели, поели, поговорили. Особенно старики расспрашивали, как же теперь без царя жить будем. Я хотя и сам толком ничего не знал, но говорил им, что будет лучше, что обмундирование и коня за свой счет справлять не будем, а будем служить на всем государственном, как и все солдаты. Старики опасались, что могут земельные наделы урезать, а я им отвечал, что землю у помещиков отберут и раздадут крестьянам. Рассказал им, как бедно живут крестьяне на Западе, у которых нет таких выпасов, как у нас, скота много держать не могут, а если есть корова и лошадь, то уже считается богачом. Это нашим старикам не понравилось.
На второй день после посещения Гурулевых я пошел к братану Мирону Левонтьевичу, вместе с его женой мы сходили на кладбище, и она показала могилу моей сестры Дарьи Николаевны, жены Семена Петровича, и могилы моих родителей. На их могилах я сильно расстроился, даже заплакал, что не пришлось мне самому их похоронить. Особенно жаль было сестру, душила обида на зятя, который загнал ее в могилу своей развратной и пьяной жизнью. Я сам видел, когда стал побольше и работал с его семьей, косил с ними сено, то он на покосе появлялся только тогда, когда метали сено, а косили мы без него: Роман, сестра Матрена, Нина и я. Еще брали двух соседок, у которых мужья были на войне с Японией. Я на всех отбивал литовки, хотя толком не умел еще, мне было 14 лет. Когда накосим копен 60 или 100, то он приедет с казачкой, с которой сожительствовал, смечем все эти копны, и он снова уедет, а мы продолжали косить. Так и загнал мою сестру в могилу, а я тосковал по ней всю жизнь.