Потом нашу дивизию передали Брусилову, но главное наступление уже остановилось.
Нас погнали вдоль фронта, шли ночами, а днем стояли в лесах или небольших селах. Так шли целую неделю. А потом остановились в лесу на два дня. Здесь вызвали в пехоту от каждого взвода по пять человек. И я попал в это число. Вечером мы явились в штаб полка. Собралось человек 120. Потом нас разослали по батальонам.
Меня назначили в часть, которая была при штабе полка, сильных боев не было с неделю, только редкая орудийная перестрелка, но потом немцы решили пойти в наступление. Начали артиллерийскую подготовку на нашем участке. Огонь вели ураганный, после него выступила немецкая пехота и заняла наши окопы.
Меня вызвал командир батальона, вручил донесение и приказал как можно быстрее ехать в штаб полка. Я вскочил на коня и пустился по просеке лесом, а потом выскочил на чистое место. Тут вынырнул немецкий самолет и стал по мне строчить из пулемета, а я подгоняю коня и скачу во весь опор. Так и доскакал до леса, в котором находился штаб полка. Меня встретил адъютант и спрашивает:
-Неужели целы?
Я задыхаюсь, но отвечаю:
-Сам целый, а коня сильно загнал.
Передал ему донесение и стал выводить коня, который был весь в мыле, как только он не упал. Не успел я остудить коня, как ко мне подходит офицер и говорит:
-Вам придется вести батальон пехоты туда, откуда вы прискакали.
Время было уже к вечеру. Мы с командиром батальона пошли в голове. Он подал команду:
-Батальон за мной! Развернуться в цепь!
Мы прошли то место, где за мной гонялся самолет, зашли в лес, и я нашел ту просеку, по которой скакал. И по ней мы пошли до передовой. Нас встретили связные, вызвали офицера, посовещались и решили идти в бой. Немцев оказалось немного, мы их быстро выбили, но тут усилился артиллерийский огонь по нашим окопам.
Я привязал своего коня под большой сосной, а сам нырнул в окоп и забежал в блиндаж, но через несколько минут большой снаряд бабахнул прямо в наш блиндаж, и нас всех завалило и раскидало. Я пришел в себя уже в перевязочном пункте, надо мной стоит медсестра и дает что-то нюхать. Понюхал и стал чихать, но голову поднять не могу, она как будто не моя, пошевелить невозможно, страшная боль. Подошел врач, стал щупать пульс, потом дал мне выпить что-то горькое. Я выпил и понял, что это водка. Начал входить в память и спрашиваю:
-Где мой конь?
Мне ответили, что конь убит. Я говорю:
-Надо было снять седло, оно мое собственное.
Принесли носилки, положили и понесли в тачанку. Там лежал один раненый, меня положили рядом. Когда поехали, то стало сильно трясти по ухабам, началась страшная боль в голове.
Все приходилось терпеть. Нас привезли на другой перевязочный пункт. У кого были раны, их стали перевязывать, но у меня раны не было. Я смог сидеть, и меня занесли в палату, посадили на топчан. Врач тщательно осмотрел мою голову, приказал положить примочку и завязать. Он сказал:
-Тебе надо спокойно лежать. Мы тебя пока здесь задержим, а то на тачанках ехать на станцию целый день, будет сильная тряска. Для тебя это очень плохо. Поэтому полежишь у нас с недельку, а потом отправим тебя в госпиталь.
Я говорю ему:
-Может быть, отправите меня в обоз моей забайкальской дивизии?
Он ответил:
-Можно написать им, чтобы они сами приехали за тобой.
Пролежал я там 5 дней. И уже стал понемногу ходить с палочкой.