На 12-й день ходьбы от рассошин с Калара мука и мясо у нас кончились, остановились на ночлег, а еды никакой нет. Скипятили воды, посолили ее, попили горяченького и с этим спать улеглись. Утром попили горячей водички и пошли. Снег все время был до колена, шли гуськом, через полчаса менялись, через километр или два стали делать привал, отдыхать, потому что не было сил идти по глубокому снегу. Бредешь, как в воде, ноги еле волочишь.
На третий день такой ходьбы Гурьян и Пантелеймон совсем ослабли, идти были не в силах, а когда остановились на ночлег, то пошел разговор о дальнейшем. Гурьян сказал:
-Вы идите завтра одни, может быть, наткнетесь на кого-нибудь, то вызволите нас, а у нас идти нет сил.
Мы подумали и решили согласиться. Нарубили им побольше толстых дров, велели все время жечь костер. Попрощались со слезами, и они остались на месте, а мы втроем двинулись вперед за спасением себя и своих товарищей.
За этот день мы прошли много, верст десять, а перед вечером Гошке посчастливилось убить белку, и мы хорошо поужинали и с собой половину мяса взяли в запас. На второй день шли упорно вперед, вернее не шли, а еле плелись. И вдруг перед вечером я заметил далеко, в перелеске на высокой лесине крупную черную точку, но не на вершине дерева, а в его середине. Птица, не птица, но размером больше птицы. Показываю ребятам и говорю:
-А не лабаз ли там?
-Где, где?
Мои товарищи ничего не увидели, уже начинало смеркаться, Гошка совсем выдохся и сказал:
-Все, не могу больше идти, давайте останавливаться на ночлег.
-Обожди, давай еще немного пройдем, - ответил я.
Гошка наотрез отказался, но я продолжал настаивать, и мы снова поплелись к этой точке. Прошли еще саженей 200, и я окончательно убедился, что впереди маячил ороченский лабаз с продуктами. Мы начали напрягать все силы, чтобы добраться до него. Уже стемнело, а надо было пройти еще с километр. Шли мы, наверно, еще часа два и все-таки дотянули, благо, что местность пошла под гору.
В полной темноте подошли к этому месту. И действительно, это оказался орочонский амбар-лабаз, в который складывался запас продуктов. Хотя он был высоко, сажени две от земли. Он был расположен на деревьях, которые ровно срезаны. Из них сделаны столбы, на которые положена обвязка, а на обвязке срублен лабаз, длиной сажени две, шириной одну, а высотой с метр, покрыт корой лиственницы, в середине дверка.
По следам мы быстро нашли лестницу, поставили ее с большим усилием, так как были уже измотаны до беспредела. Гошка поднялся, а там – замок, он сумел его вырвать. Открыли лабаз и увидели там и муку, и крупу, мороженое молоко в берестяном турсучке, летнюю одежду и пушнину. Взяли мы пуд муки и крупы, стали варганить заваруху. Я сказал:
-После голодовки сразу много есть нельзя. Можно заработать заворот кишок. А это верная смерть.
Немного поели, и я убрал остатки.
-Потом еще поедим, когда это уляжется.
Сварили еще каши, и так три раза ели помаленьку, потом улеглись спать, как убитые, и костер наш прогорел. Когда уже совсем замерзли, то проснулись, подправили костер, сделали заваруху, попили молока и снова заснули.
Утром я состряпал лепешек, согрел оленьего молока, поели и пошли выручать своих товарищей. К вечеру по своим следам дошли до них, а старики уже и подняться не могут. Мы начали их откармливать: по болтушке молока и по лепешке. Всю ночь их откармливали, спать только под утро легли. До обеда отдыхали, потом пошли к лабазу все вместе. Взяли там еще молока и крупы, наладили котомки и в путь.
