Служба моя начиналась в десять часов утра, но я уходила из дому не позже девяти часов, так как дорога с Гагаринской улицы на Забалканский проспект была дальняя, а попасть в трамвай было делом нелегким. Трамваи были набиты до отказа, с их площадок люди свешивались гроздями и иногда приходилось пропустить несколько трамваев, прежде чем попасть на какой-нибудь, менее перегруженный.
Добравшись до скотобоен, я шла на квартиру инженера Васильева, забирала тетрадку, карандаш и кое-какие инструменты и отправлялась на двор, где в условленном месте меня дожидался вихрастый и веснушчатый Костька. Дни стояли чудные и эти занятия на свежем воздухе были сплошным удовольствием.
В час я возвращалась в квартиру Васильева, ела принесенные из дому бутерброды, запивая их холодным чаем, и затем вычерчивала на бумаге сделанные утром промеры.
Васильева я почти не видала. Если он выходил ко мне из внутренних комнат, то только, чтобы поговорить на злобу дня. Когда же я пыталась показать ему свои чертежи, он отмахивался от них: «Праздное препровождение времени, ради злосчастного пайка».
Паек этот выдавался два раза в месяц и состоял из полпуда картошки, нескольких фунтов моркови, брюквы или редьки, и нескольких фунтов конины. Все эти продукты представляли из себя большую ценность, когда в лавках выдавали по карточкам иногда овес вместо хлеба, а других продуктов вообще не было.
Так шла моя служба до наступления холодов. В квартире Васильева температура упала до нескольких градусов выше нуля. Дров он не имел и мог топить только свою «буржуйку», маленькую железную плитку, которая отапливалась щепками. Эту «буржуйку» он держал в своей спальне, а в кабинете стало невозможно работать: руки коченели и вся я немилосердно мерзла, несмотря на шерстяные фуфайки и на пальто, которое я не снимала.
Свободное копирование
