Желание покинуть Финляндию удалось осуществить лишь через четыре месяца. Пока жив был отец, немыслимо было куда-нибудь тронуться.
После взятия Выборга белыми, нам пришлось поместить отца в больницу. Для облегчения его страданий надо было ему делать прохладные ванны, а при папином росте и, несмотря на похудение, большом весе, нам женщинам это было не под силу. Мать и я чередовались около него в больнице, так как он занимал отдельную комнату, лишь ночевать нам не разрешалось.
Утром 25-го июня нас вызвали в больницу, предвидя близкий конец. Когда мы пришли, отец лежал с закрытыми глазами, но был в сознании, так как когда моя мать взяла его за руку, он слабо пожал ее пальцы. Но он ничего не говорил. Постепенно его дыхание становилось затрудненным и временами появлялся хрип.
Вдруг лицо отца озарилось радостной улыбкой и он совершенно отчетливо произнес: «Как хорошо! Как много света!» Это были его последние слова, через десять минут его не стало. Часы на его ночном столике показывали ровно полдень.
Предсмертные слова отца оставили на всю жизнь неизгладимое впечатление. Что увидел он, покидая наш мир? Религиозным в обычном значении этого слова отец не был, в церковь не ходил, духовных книг не читал. Лишь последние месяцы своей жизни он часто вел беседы со своим университетским товарищем, оказавшимся настоятелем лютеранского немецкого прихода в Выборге, пастором Вегенер. Но, по моему глубокому убеждению, отец был настоящим христианином по складу своей натуры: он любил помочь где только мог и его девизом было: «самому жить, но и давать жить другим».
Свободное копирование
