При этих условиях я была очень рада поехать в Петербург на свадьбу одной подруги, которая состоялась в конце июня.
В Петербурге я остановилась у Никитиных в Государственном Банке. Мои родители разрешили мне пробыть у них две недели, так как в июле Никитины переезжали в Москву.
Д. Т. Никитин пришел к убеждению по прошествии первых месяцев после революции, что Временное Правительство слишком слабо, чтобы остаться у власти, он предвидел все большее ее полевение и возможный ее переход к крайним элементам, заворачивавшим пока делами в Совете Депутатов, и при этих условиях он не хотел оставаться на государственной службе. Он решил воспользоваться давнишним предложением промышленника Морозова стать главным управляющим всеми его предприятиями и переехать в Москву, к которой у Никитиных осталось тяготение.
Подруга моя Аня, мой лучший друг, переходила из Педагогического Института на Московские Женские Курсы и жалела об отъезде из Петербурга только из-за меня. Но она взяла с меня обещание приехать к ним в Москву на часть рождественских каникул и заранее предвкушала, как она будет меня знакомить со своим любимым городом.
Никитины приготовлялись к отъезду, в комнатах стояли ящики для книг и для посуды, сундуки для белья и носильного платья. У них, как и у нас переворачивалась страница жизни, но к счастью для нас мы не знали, как велики перемены, которые нас ожидают. Это позволяло нам временно забывать о предстоящей, как нам казалось, временной разлуке и предаваться бесконечным разговорам. Поэтому у меня как-то особенно защемило сердце, когда при прощании Димитрий Тимофеевич, вообще очень сдержанный, обнял меня со слезами на глазах и сказал: «Прощайте, дорогая наша Боба, наша третья дочка. Да сохранит вас Бог в это грозное время». По-видимому, он предчувствовал, что мы прощались навсегда: больше я никогда не увидела никого из семьи Никитиных.
Свободное копирование
