Врач, пользующий моего отца, который страдал прогрессирующей болезнью сердца, посоветовал ему уехать из Петербурга, так как угроза обысков и напряженность в ожидании развития революционных событий вредно отзывались на его здоровье: отец плохо спал, у него участились сердечные припадки. Совет был благоразумный, но ему не так то легко было последовать. В провинцию мой отец ни за что не хотел ехать, так как, на основании опыта 1905 года, он не сомневался, что по возвращении солдатской массы с фронта, «великая бескровная» превратится в кровавый кошмар, подобного которому еще не видела история. Из-за продолжавшейся войны, заграницу не было возможности поехать. Но тут, как это часто бывает в жизни, помог случай.
В Петербург приехал по делам знакомый моего отца, В. К. Фриск, финляндец, почетный английский консул в Выборге. Мой отец познакомился с ним, когда он посещал по делам консульства Министерство Иностранных Дел, а затем у них завязались личные отношения в связи с выхлопатыванием у финляндских властей лесных концессий, которые мой отец собирался эксплуатировать в компании с польскими капиталистами.
Узнав о совете врача, В. К. Фриск предложил моему отцу квартиру в принадлежавшем ему доме в Выборге, которая освобождалась к 1-му апреля. «Конечно, это не квартира в двенадцать комнат, к которой вы привыкли», говорил В. К. Фриск, приглаживая свои пушистые усы, «а всего в четыре комнаты. Но комнаты просторные, окна столовой выходят на большую террасу, и за домом довольно большой сад, все что нужно в летнее время».
Недолго думая, мои родители сняли эту квартиру, а контракт на нашу петербургскую квартиру домохозяин разрешил передать платежеспособному лицу. Уже через месяц после революции нахлынувшие в Петербург из провинции дельцы, главным образом из евреев, охотно перенимали контракты на хорошие квартиры, покупая при этом их обстановку.
Нашей квартирой заинтересовался богатый поляк и сам предложил купить обстановку.