Не знаю, можно ли представить как при таких – и никому не высказанных перипетиях (фактически драма в себе, в вакууме – взорваться можно!) мне работалось в эти три дня до Юриного последнего экзамена. Но и рассказать о письме до времени нельзя – ситуация может выбить Юру из колеи, сорвать экзамен.
А между тем и работа моя – в основном преподавательская- обязывает мыслить спокойно, последовательно, рассудительно, логично. А в голове такая неразбериха – не передать. И как было трудно – тоже не передать. Поистине – ни в сказке сказать, ни пером описать! Дома-то можно сослаться на плохое настроение, а может быть и плохое
самочувствие. А на работе, да когда перед тобою группа студентов – изволь быть в форме!
После работы, после напряжённо поддерживаемого самообладания спешила уйти. Но домой не спешила. Вне дела быстро исчезало какое ни есть самообладание. Бывало, и глаза на мокром месте. Не автобусом – пешочком, неспешно, малолюдным путём я добиралась домой.
А вот помню, дважды за эти приметные для меня три дня, ничего не подозревая о моей осведомлённости, пока ещё мой муж, открывая мне (а я ведь З. - так в письме значится), умильно проговаривал: « А кто же это, наконец-то, к нам пришёл? Милый малый (милый малый – это тоже я) с работы пришёл». Каково было слышать это?! Сжав зубы, проходила мимо. Мне бы только дождаться Юриного экзамена! А лицемерие бесило: «милый малый!»
Но как бы то ни было, пережила я эти три дня молчания. В день экзамена, уже вернувшись с работы, ждала Юру с нетерпением. А он на радостях – экзамены сданы, предстоят каникулы – домой не спешил. И, когда появился, я встретила его с письмом в руке буквально на полпути ко мне в комнату – на середине нашей гостиной. Он мне: «Мамочка, поздравь! Экзамены закончены», а я, коротко поздравив, конечно, - протягиваю ему письмо: «Извини, сыночек, огорчу тебя. Ты уже взрослый человек – прочти это письмо и скажи, что думаешь по этому поводу». Вот такой, примерно, была эта встреча.
Мама отдыхала у себя в дальней комнате. Семёна дома не было. А мы с Юрой так всё время – пока он читал письмо – стояли посреди комнаты, где встретились. Испортила парню настроение, конечно. Но что было делать – дальше терпеть молча уже не могла.
Ещё не дочитав до конца и не отрывая глаз от письма, Юра с возмущением произнёс: «Да выгони ты его!» Каким должно было быть это письмо, чтобы сын так выразился!! «Бабушка знает? Ты уже с ней разговаривала?»
«Кроме меня, никто не знает – я ждала конца экзаменов».
«Когда будешь разговаривать? Я хочу присутствовать при разговоре!»
Отказывать не было смысла.
А вечером того же дня – на кухне – подальше от маминой комнаты, в присутствии Юры состоялся мой последний – до конца жизни – разговор с Семёном.
На этот раз не нужны были никакие объяснения, а потому разговор мог быть только коротким: сообщу об осведомленности, о своём решении и требовании скорейшего выполнения его.
На моё сообщение о прочитанном письме он ещё было возмутился – как я посмела читать не мне адресованное письмо! Может быть, даже ждал объяснений. Но я тут же потребовала от него завтра же с вещами уйти, уехать без задержки!
«Да ты ж без меня пропадёшь!» – завопил он. Какая обо мне забота!
Молча присутствовавший при разговоре Юра негромко, но внушительно медленно произнёс: «Ты должен уйти!». Поднялся и вышел.
Я тоже поднялась и, сказав, что если завтра до моего возвращения с работы он ещё не уберется, то его письмо – а оно ни что иное как его собственный выразительнейший словесный автопортрет – прочтут многие знакомые.
На этом и я ушла, почувствовав безошибочность последнего аргумента.
Не спорю: нехорошо читать чужие письма. Мне это издавна известно. Действительно, нехорошо. Но бывает и необходимо, если это в поисках истины, а не праздного любопытства ради.
Наверное, и моя угроза в случае отказа показать письмо знакомым – тоже не самый деликатный приём. Между прочим, в ту пору и именно оберегая семью от позора, ни за какие коврижки не показала бы никому это письмо. Столь выразительный словесный автопортрет, к великому сожалению, всей семье не делал чести. К угрозе показать письмо – исчерпывающей, однако, все мои возможности, вынуждали обстоятельства – жить в такой фальши немыслимо.
Свободное копирование
