Главной целью нашей поездки была, конечно, тонзилэктомия, Моё обследование – просто попутное мероприятие и не больше.
Поступая в госпиталь, я вначале оформила Сашу, проводила его в ЛОР-отделение, где его определили в трёхместную палату, познакомилась с дежурной сестрой (время было вечернее) и с соседями по палате. В отделении, кроме Саши, детей не было, и соседями оказались двое взрослых – офицеров. Они приветливо встретили Сашу, и поскольку видимо только что закончили партию в шахматы, спросили Сашу, не играет ли он в шахматы. Это было очень кстати, так как отвлекло его от тревожного настроения в связи с новизной положения.
Пообещав Саше зайти к нему ещё раз перед сном, я отправилась оформлять себя в терапевтическое отделение. Так началось наше одновременное, но не совместное пребывание в госпитале. С Сашей вместе меня бы не приняли – не положено при его возрасте.
Утром следующего дня после обхода я уже поговорила с Сашиным врачом. Доктор Патик, он же – начальник отделения, обещал мне после предварительных исследований в ближайший операционный день прооперировать и Сашу. Посоветовал строго предупредить Сашу: «Чтобы без шалостей!», а то он уже с шахматной доской по палатам ходит – во время обхода не был на месте.
Виделись мы с Сашей по несколько раз в день – до обхода, после обеда и перед сном – обязательно! Изредка и Саша приходил ко мне – Патик этого не одобрял.
Но так случилось, что именно на операционный день в ЛОР-отделении мне была назначена рентгеноскопия желудка. Это очень напрягало, поскольку согласовать время было практически невозможно. Я нервничала сама и, похоже, до предела напрягала других.
Ничего не добившись, под экраном стояла, думая только о том, чтобы поскорее оказаться в ЛОР-отделении и, понятно, очень нервничала. А тут, как на грех, рентгенолог решил призвать еще и другого врача. И о каких-то атипичных складках слизистой толкуют, не торопясь. Я и не думала, что это меня касается. О недостатках своего желудка – нулевая кислотность –я знала ещё в Каменск-Уральской больницы, и ничем, кроме сниженного аппетита, это не проявлялось. И как только стало возможно, я помчалась в ЛОР-отделение. Сашу только привели после операции и уложили в постель. Он предупреждён и знает, что ему ни в коем разе нельзя разговаривать из-за угрозы кровотечения. Но всем видом своим он показывает, что хочет что-то непременно и неотложно сказать. Я ему повторяю о запрете, но он, еле разжимая губы, коротко (и видели бы вы выражение его глаз при этом!) сообщает мне: «Патик меня ударил!» И в это время к меня за спиной я слышу голос быстро вошедшего Патика: «Но у меня не было другого выхода! Он вёл себя очень беспокойно, а мне уже, проведя анестезию, нужен был один миг, чтобы произвести удаление. Не могу же я это сделать, если он болтает головой! Вот и шлёпнул его по щеке. А пока он оторопел от неожиданности и возмущения остановился, я в этот момент и завершил. Вот, теперь объясняться пришёл.. И уже обращаясь к Саше: «Но ты сейчас ничего не говори – нельзя!» Саша поджал губы – обижен. А Патик: «Тебе скоро мороженое принесут – я уже послал за ним. Глотать маленькими кусочками!» - и так же внезапно, как появился, ушёл.
Пощёчину, какой бы лёгкой она ни была – вариантом анестезии не назовёшь. И я понимаю возмущение Саши. Как понимаю и обстоятельства, вынудившие Патика на такой жест. И мне до боли жаль вынужденного молчать Сашу. И чтобы как-то нейтрализовать его негодование, пытаюсь объяснить ему, как важен был тогда эффект неожиданности – мол, доктор не хотел его обидеть, унизить. Ему тогда необходим был хотя бы миг неподвижности пациента...
В общем, плохое настроение, обиду Саши нелегко было успокоить. Со временем помогло и мороженое.
До самого утра я не отходила от Саши, боясь осложнения кровотечением. Но всё обошлось. Саша понемногу успокоился, повеселел. И я даже подсказывала Саше. чтобы он поблагодарил Патика, который фактически не просто объяснил ему причину поступка, но тем самым как бы извинился, оправдался. Саша не обещал, но и категорического протеста не выразил.
Свободное копирование
