Как ни храбрилась, как ни бодрилась, но и в период проживания в Монголии, а затем в Сретенске я - хотя и работала – здоровой себя не чувствовала, и относила это на счет пережитых треволнений, перегрузок и лишений в военное время. Надеялась на помощь времени. Но с тех пор лет уже прошло немало, и условия жизни – даже в отдаленных гарнизонах – не сравнить с военным временем. Да и на окружавших меня людей ни климатические особенности, ни связанные с ними ограничения в потреблении свежих овощей, отсутствие фруктов и прочие неудобства так демонстративно не сказывались. Вот и считали местные медицинские светила, что гиповитаминоз в моём случае имеет эндогенную природу. Не усваиваются вводимые – даже в инъекциях – витамины. Говорили: хорошо бы жить там, где и солнышка больше, и овощей да фруктов – вволю. Но об этом можно было только мечтать...
Служба в Забайкальском военном округе – во всяком случае в те времена, была как правило безразмерно продолжительной. Не зря и сама аббревиатура ЗабВО расшифровывалась остроумами как «Забудь Вернуться Обратно». И особенно это касалось офицеров из еврейской среды – легендарная борьба с фантастическим антисемитизмом дозволяла многое.
Помню, как одна пожилая пациентка, мать военнослужащего, выздоравливавшая после инсульта, с трудом выговаривая слова, сказала: «Эт-т-то н-н-не Ч-ч-чит-та! Эт-то – ч-чита оседлости!»
Вот так сказала она – доверительно и негромко.
В конце 40х годов, проживая в Монголии, мы на себе лично антисемитизма как бы и не испытывали. Но и тогда советские газеты – и со временем всё злее – и громче кричали.
О космополитизме вообще и о безродных космополитах – в частности. Слова-то новые, послевоенные, а космополиты были почему-то все с еврейскими фамилиями. В Днепропетровске (сентябрь 1949 г.) на первом же общеинститутском собрании я была свидетелем неприкрытого и яростного антисемитизма, кричавшего о себе громогласно, многоголосо, бесстыдно и примитивно.
Первая половина 50-х годов была временем упоительного, оголтелого (под чутким руководством незабываемой ВКПб-КПСС и её рулевого) государственного антисемитизма, а кульминацией было сфабрикованное «дело врачей», взбудоражившее и возмутившее весь мир. Мы уже (по новому месту службы Семена) проживали в Белоруссии. Смерть Сталина и последовавшие разоблачения заметно уменьшили накал антисемитизма. Но и потом - как же без него, такого удобного громоотвода – не знает Русь, которую аршином не измерить, которую и разум не поймёт.
Но вернёмся в Сретенское время.
В ту пору не блистали здоровьем мои мальчики – то бронхит, то бронхоаденит, то тонзиллит.
Когда мне понадобилось везти Сашу в Читинский госпиталь для тонзилэктомии, то Рогинко, продолжавший оставаться моим лечащим врачом и находивший, что восстановительный период после гепатита идёт как-то медленно, порекомендовал воспользоваться пребыванием в госпитале с сыном и провести за это время обстоятельное исследование. Это представлялось несложным, там более потому, что ЛОР отделение, куда направляется Саша, и терапевтическое, где буду я, близко соседствуют в одном помещении. Так что Саша моего внимания не лишался. И, с одобрения семейного совета мы с Сашей отправились в Читу. Выехали ранним утром, чтобы успеть к вечеру поступить в госпиталь. Дорога – как обычно. Машина, преодолев Шилку на плашкоуте – до станции Карымская, а там ближайшим скорым – до Читы.
В купе мы ехали только вдвоём, обе нижние полки – наши. Верхние – свободны. Саша очень настаивал на том, что с верхней полки ему будет удобно лёжа смотреть в окно. Я разрешила – уже не маленький. Какое-то время Саша комментировал всё, что видел за окном, а потом притих. Из дома мы выехали рано, и Саша недоспал – то ли поэтому, то ли под убаюкивающе-размеренный стук колёс – Саша уснул. И во сне, как-то перевернувшись, на моих глазах стал падать. Я умышленно употребляю выражение «стал падать», поскольку за это короткое время пока он пролетал от верхней полки до устланного ковровой дорожкой пола, он успел спросить: «Мама, ты куда?» Ему, летящему вниз, показалось, что это я возношусь вверх. Хорошо, что до этого я – как чувствовала – опустила вниз чреватый углами купейный столик. Обошлось без ушибов. А Сашино «Мама, ты куда?» ещё долго смешило нас в пути.
Свободное копирование
