Наверное ещё со времён завоеваний Чингиз-хана (может быть в качестве своеобразного трофея) население Монголии в избытке было заражено венерическими недугами. А некоторые традиции этого народа весьма способствовали их распространению как половым, так и бытовым путём. И зараженность стала почти поголовной. Поражая поколение за поколением и прогрессивно ведя к вырождению, это пагубно влияет на среднюю продолжительность жизни. Инфантильность, относительно редкие беременности, самопроизвольные аборты, выкидыши, мертворождения, снижение жизнеспособности новорожденных – всё это сказывается на численности населения.
И всё это при отсутствии закона об обязательном лечении. В Советском Союзе – нам это было известно со студенческой скамьи – лечение венерических болезней законом было признано обязательным, в случае неповиновения – принудительным.
В Монголии такого закона не было. Каждый больной, как правило – только по собственной инициативе обращался за помощью, и только в случае видимых и нарушающих его привычное самочувствие проявлений. Каждый из них мог самовольно прервать лечение по исчезновении беспокоящих его симптомов, не учитывая наличие скрытых периодов, в которые болезнь продолжает прогрессировать, и просто пренебречь необходимостью повторных курсов лечения. Так что перспективы излечения маловероятны, тем более что эти болезни иммунитета не создают, и повторные заражения вполне возможны.
Для нас, россиян, привычно, что больные такими болезнями не только не афишируют их, но старательно и стыдливо умалчивают, стремятся сохранить в тайне. Здесь же совсем не так. И вошедший, например, в кабинет (как правило, стремительно и не спросясь) – сколько бы ни было там людей явно посторонних – на вопрос «в, чем дело?», с приветдивой, я бы сказала – чуть ли не весёлой улыбкой, сообщал очень коротко и громко: «Яр койтун байна!» - то есть «сифилис и гоноррея есть!».
Недуг так распространён, что чего уж тут стесняться!
Вот на таком примерно фоне и началась моя работа в монгольской больнице. Так же, как и другие врачи, участвовала в дежурствах. И нередко – в тех случаях, когда оперировал Колесников – ассистировала или была в роли наркотизатора (анестезиолога?). Наиболее частой была операция по поводу эхинококкоза печени – потрясающая картина, буквально нафаршированной разноразмерными эхинококковыми пузырями печени.
Что касается моей – непосредственно – должности, то, благо, был у меня прекрасный – большой и толстый, в коричневом твёрдом переплёте, хорошо иллюстрированный учебник профессора Григорьева – существенное дополнение к моим, ещё сохранившимся в памяти студенческим знаниям предмета. Весьма полезной была также возможность пользоваться литературой и атласами из Колесниковских книжных запасов – он то знал, куда ехал.