Но вернусь к отношениям с сёстрами Семёна
Не помню случая, чтобы имели место высказанные претензии ко мне лично. И никогда-никогда ничего плохого или неуважительного по отношению к ним я не сделала. Не было такого! Ссор – не было, пререканий – не было, претензий ко мне – не было. А отверженность – была. И если бы только меня касавшаяся, а то и моих малышей. А это причиняло боль, ни с чем не сравнимую.
В первые годы проживания в Каменск-Уральске, в квартире сестёр я бывала только тогда, когда нужно было сообщить о получении с фронта письма, да ещё если писем долго не было – чтобы узнать, не получали ли они. В дальнейшем предпочитала сообщать и узнавать только при случайных встречах.
Я старалась учитывать и занятость, и квартирную тесноту, и прочие сложности того времени. Все работали, всех после работы донимали домашние заботы при далеко не идеальном устройстве быта. И хотя материальное положение сестёр было несомненно выше моего, но и оно было достаточно напряжённым.
И всё же, при всех этих рассуждениях, коими я пыталась утешиться, мне хорошо давали понять, что я как говорится «не ко двору». И это весомо отягощало моё и без того трудное положение, заметно портило жизнь. Перед окружающими бывало неловко. И когда мне пытались сочувствовать, я отрицала потребность в сочувствиях, сглаживала их, как могла.
Не хотелось, чтобы замечали. Но не замечать в маленьком городке невозможно. И под конец моего проживания в Каменск-Уральске, когда я, уже достаточно измученная и обессиленная бесконечными трудностями, избегала встреч со знакомыми, я избегала встреч и с ними – переходила на другую сторону улицы. Припоминая эти эпизоды, малопохвальные для как-никак родственных отношений (а их было не мало – более или менее чувствительных) я должна подчеркнуть, что при всей (как я лично понимаю) незаслуженности заметно плохого отношения ко мне и – что особенно было обидным – полного безразличия к детям (а так оценивали это и близко знавшие нас люди) у меня нет оснований сказать, что сёстры Семёна – плохие люди. И умны, и хороши собой, и в жизни всего достигли собственными многими достоинствами и трудом. А вот я, как ни старалась, ко двору не пришлась.
Может быть они несколько несентиментальны (должно же это немножечко присутствовать в женских душах) – утверждать не могу, так как не во всех жизненных ситуациях я их видела. Могу только предположить, что уклад детдомовской жизни всё же воспитывает некоторую жёсткость (не путать с жестокостью). А многолетнее пребывание в детдоме сплочённой семейной группы (всё же - четыре человека) вырабатывает и некую объединяющую «охранительную» установку.